Итак, Фасати был наркоманом. Но разве он один? В Шиллонгской миссии в таких не было недостатка. Не один бродил там с глазами навыкате, словно слепой. А сколько падало ничком во время молений, и причиной тому служил отнюдь не молитвенный экстаз.
После похорон Фасати я вернулся в Шиллонг потрясенным и потерянным. У меня впервые появились сомнения в полезности труда миссионера. Я остро ощутил и остро переживал свою ненужность. То же, вероятно, чувствовал и Фасати, поэтому и стал употреблять наркотики.
В тот же вечер в мою келью заглянул профессор Густас.
— Не переживай, брат, что так получилось с твоей первой обедней. Руководство решило, что ты несколько позднее отслужишь ее, и именно в Гиманджунге, где ты начал свой путь миссионера. Приедут ректор, клирики. А пока заменишь Фасати.
Настроение мое несколько улучшилось, и я пошел в собор на вечернее богослужение.
Прозвучал колокольчик, извещая, что настало время отдыха. Я вернулся из собора в свою келью. Помолившись на ночь, я тотчас лег в постель и вскоре уснул. Сколько проспал, не знаю, но вдруг почувствовал, что кто-то трясет меня за плечи, и услышал испуганный голос Разин:
— Вставай!.. Бежим!..
Я сел на кровати и не мог понять, где нахожусь и что произошло. Когда же ощутил запах дыма и увидел отсвет пламени, то, словно подброшенный пружиной, выпрыгнул из постели. Разия набросила мне на плечи одеяло, и мы выбежали в коридор, но путь нам преградило бушевавшее пламя. Пробиться сквозь него было невозможно. Мы метнулись к окну, но сквозь него языки пламени уже врывались в комнату. Начал рушиться потолок. Падающая балка сбила меня с ног, я стал задыхаться, пытался подняться, но потерял сознание.
Когда я пришел в себя, то понял, что лежу на улице. Неподалеку горел собор. Люди метались, кричали, причитали. А пламя бушевало. Казалось, что горело все кругом - и земля и небо.
Я вновь потерял сознание.
Очнувшись, я сообразил, что меня куда-то везет рикша. Болели лицо, руки. Один глаз ничего не видел. Меня охватил ужас. Неужели я ослеп? Что с миссией? Почему вспыхнул пожар? Что с Разией?
Меня привезли в больницу иезуитской миссии. В коридоре лежали дети и миссионеры, получившие ожоги. Вокруг раздавались стоны и плач. Я лежал в углу и, стиснув зубы, старался молча переносить боль. Я спросил лежавших рядом со мной, что стало с миссией... Одни говорили, что все сгорело дотла, другие утверждали, что сгорели только жилые корпуса.
Прошло несколько дней, и к нам стали наведываться миссионеры, чтобы ухаживать за пострадавшими. Среди них была и Разия. В то время, когда я готовился к посвящению, она посещала курсы медицинских сестер и теперь вместе с миссионерками работала в больнице. Я горячо поблагодарил ее за спасение.
Она ничего не ответила, только наклонилась и поцеловала меня. В ее глазах блеснули слезы. Разия прошептала мне на ухо:
— Теперь я от тебя никуда не уйду. Если индуска полюбит, она никогда не покинет любимого.
Только ей, ее любви я был обязан своим спасением. Но разве мы можем любить друг друга? У нас это право отнято. Какое-то еще никогда не испытанное чувство заставило трепетать мое сердце. Боль вроде бы утихла.
Позднее я узнал, что во время пожара погибли мой духовник де Бартолини, несколько клириков и воспитанников. Ректор лежит в больнице. В газете «Салезианские новости» было написано:
«В Шиллонге, где уже четырнадцать лет живут салезианцы, чтобы распространять евангелие и цивилизацию, они стали свидетелями поистине ужасного зрелища, которое никогда не изгладится в их памяти. Пожар, полыхавший в течение трех часов, все превратил в пепел и дым. Нанесен убыток на три с половиной миллиона рупий».
События последнего времени заставили меня задуматься о своем будущем. Много ли пользы принесу я людям, будучи миссионером? Меня многократно приглашали в индусские семьи к тяжело больным людям. Но разве я был в состоянии оказать им квалифицированную медицинскую помощь?.. Или дать больным нужное лекарство?.. И что я мог вообще? Только благословить умирающих, только произнести проповедь у гроба и выразить соболезнование скорбящим людям. Так зачем же я столько учился?.. Зачем изнурял себя? Чтобы не иметь возможности ничем помочь людям? Зачем?..
