– Это перевернёт наши представления о человеке?
– Пока я могу только фантазировать. Новые источники энергии, возможно, неиссякаемые. Может быть, это будет обозначать историческую развилку.
– Не понимаю.
– Цивилизация давно уже идёт по пути развития техники, и только. Техника греет, перевозит, освещает, ну и так далее, не буду объяснять элементарные вещи. Между тем решение всех этих проблем может находиться не вне человека, а внутри. Техника враждебна природе, и рано или поздно приведёт цивилизацию к гибели. А поиск внутренних резервов… Это кажется смешным… Но вот как раз Куйбышев умел! Он доказывал, правда, несерьёзно как-то, по-детски. Не знаю, что сумел извлечь из этого Ван Маарден. Можно ли попросить ещё чаю? Знаете ли, пересохло в горле.
– Сделаем.
Через минуту секретарша внесла поднос с чашками. Пили чай, молчали. Генерал перестал посматривать на часы. А на Зеленцова смотрел всё пристальней, изучал, прикидывал.
– Вы, Евгений Михайлович, в Москве где остановились?
– Нигде пока. Я думал – или вечером назад на «Сапсане», или, гражданин начальник, вы меня ночлегом обеспечите… Лет на десять… Правда, столько я не проживу.
Овченков даже не улыбнулся:
– Бросьте вы эту паранойю. Тут вам не КГБ.
– Да? А мне всё видится вот такой же, как вы, серьёзный офицер, в таком же почти кабинете. Только не тот портрет... В шестьдесят девятом Брежнев над столами висел. Офицер популярно объяснил, что научного звания у меня больше нет и прав никаких нет, и обеспечил ночлегом на восемь лет. В Салехарде, на маленькой метеостанции.
– Наша служба никакого отношения ко всему этому не имеет, Евгений Михайлович. Я даже не могу извиниться перед вами за того офицера, поскольку присягал другому государству.
– А чем, простите, ваша служба занимается?
– Мы с вами коллеги. Мы тоже изучаем… весьма серьёзно, с применением техники… со статистическими формулами… Изучаем мы разные тенденции и возможности. А то, знаете ли, проснёшься в одно прекрасное утро, а мир ушёл далеко вперед, и ты остался в каменном веке. Хотим предложить вам поработать у нас.
– Вот как? Спасибо, у меня есть работа.
– Евгений Михайлович, я банальную фразу вам скажу. Но вы поймёте. Люди вашего поколения очень хорошо это понимают… Родина в опасности. И вы нужны. Именно вы.
Глава 4. Hipatya
Аргентина, таверна «Улатац» в шести милях от Лос-Чакрас
25 октября 2011 г.
Чернильная синь понемногу заполняла небо. Вершина Улатаца потерялась среди туч, и только вспышки молний возвращали её зрителю: страшный, мёртвый конус, за каким-то чёртом торчащий в небе. Даже физик Ван Маарден, привыкший к высоким энергиям, чувствовал липкий первобытный ужас, глядя в окно на приближающийся хуракан.
– Вы, Николя, утверждали, что человек – царь природы. И может повелевать ей как угодно… И вот этим тоже можно повелевать?
– Конечно. Тут ничего страшного нет, вы же прекрасно знаете. Слишком холодный воздух выдохнула Антарктика, только и всего.
– О да, знаю. Но немного страшно всё равно. Как это вы, Николя, пойдёте туда?
– Я не туда пойду.
– А куда?
– Ну вот, опять вернулись к самому началу, как будто и разговора не было. – Николай снова посмотрел на часы. – А тем временем к нам приближаются гости… Неприятные гости.
– Гости? В таком месте?
– Эх, а ещё профессор... Неужели вы думаете, что вас отпустили бы ко мне просто так?
– Как… Но вы же сказали, что их передатчики не будут работать?
– Единственный прибор, который тут работает, – вот эти часы. Электроника мертва. Даже машину нельзя завести. Но наши гости идут пешком. Если бы их джип не заглох, они давно бы уже были тут.
– Неприятно… Видимо, моя вина…
– Бросьте. Меа кулпа, да, конечно, характерная черта образованного человека, – искать свою вину в просторах вселенной. То ли подростковый комплекс, то ли мания величия. Я столь велик, что во всём виноват…
Ван Маарден беспокойно оглядывался. За стойкой бара в противоположном конце таверны аргентинец хлопал ладонью по старинному громоздкому радиоприёмнику, пытаясь вернуть его к жизни. Но радио умерло. Даже треска помех не было. Крыша таверны поскрипывала под порывами ветра. Стало совсем темно, и Николай что-то крикнул бармену. Через пару минут тот принёс свечу в стеклянном колпаке, похожем на колпак старой отечественной керосинки.