– Я не ругаться с тобой пришел, – опомнился он. – Все это мы с тобой уже обсудили и решили развестись.
– Потому что ты меня, Васьков, достал! Я на тебя свою красоту и молодость потратила! Никогда тебе этого не прощу! Проваливай, слышишь?!
– Ну, дай хотя бы денег взаймы! – взмолился он. – Вспомни: ведь я тебе все оставил при разводе!
– Не мне, а дочери, – отрезала бывшая. – Хотя бы поинтересовался, как она?
– Как дочь? – вяло спросил он.
– Нормально. Вся в папашу, – не удержалась Татьяна. – У тебя всю жизнь бабы были, а у нее мужики. Двадцати нет, а считай, по рукам пошла.
– А ты святая! Как ее воспитала, так она и живет! Сама-то сколько мужиков после меня сменила? Нечего валить с больной головы на здоровую!
– Слушай, чего тебе от меня надо? – огрызнулась бывшая жена. – Сказал, что хотел – проваливай!
– Таня, мне ведь больше не к кому пойти, – вздохнул он. – Дай денег, а? Клянусь, я отдам! Ты же меня знаешь!
– Я не миллионерша, – хмуро сказала Татьяна.
– Хорошо. Я дождусь твоего мужа и поговорю с ним, как мужик с мужиком. Думаю, он меня поймет. Ведь я ему такое наследство оставил, – он кивнул на пышный Татьянин бюст, выпирающий из тесного лифчика.
– Нечего пялиться, не твое теперь! – она нервно запахнула халат.
– Тогда просто дай денег!
– О господи! – она метнулась в комнату.
Он терпеливо ждал на лестничной клетке. Эта квартира когда-то была его. И вот теперь он стоит на пороге, не имея права даже войти в прихожую. Это называется, раздел имущества. После развода настоящий мужчина уходит в никуда, а жена пускает корни в диван, а мысли запирает на кухне. Вон Танька как разжирела!
– На! Подавись! – бывшая торопливо сунула ему деньги. – Пятнадцать тыщ, больше у меня нет! На шубу копила!
– Шуба больше стоит, – вздохнул он, засовывая деньги в карман.
– Васьков, у тебя совесть есть? – взвилась Татьяна. – Я тебе больше ничего не должна! Иди к тем, с кем гулял! К бабам своим!
«А ведь это мысль! У меня нет номера ее телефона, но есть адрес ее электронной почты. Надо ее обрадовать, что меня отпустили».
– Спасибо! – Он чмокнул бывшую в щечку и направился к лифту.
Когда Татьяна запирала дверь, на ее лице было откровенное облегчение: избавилась!
Ночь он провел в дешевой гостинице. Там же написал Евгении письмо. Оно было коротким.
«Корнеев меня отпустил. Сказал, что я ему больше не должен. Сижу, думаю: как жить дальше? Вроде бы нам с тобой было неплохо. Может, попробуем сначала, уже по-честному? Андрей».
Подумав, добавил номер своего телефона.
Ответа не было долго. Теперь за час уже была каждая секунда. Он опять ждал.
«Что я буду делать, если она не ответит? Не очень-то и надо. Питер – город большой. Завтра пойду устраиваться на работу. Договорюсь со своей квартирной хозяйкой, дам ей немного денег. Не первый год у нее хату снимаю, договоримся. По знакомым пойду, в конце концов. Друзей у меня нет. Был: Леха. Лехи больше нет. Но приятели-то остались! Неужто не наскребу, чтобы заплатить квартирной хозяйке? А там… Все как раньше: работа-дом-работа. Работы в Питере навалом. Денежной, конечно, нет, туда только по блату. Но работяги везде нужны. Что я, плитку класть не смогу? Или таксовать? Вон открой любую газету! Везде: требуются…»
И вдруг его пробило: «Лучше бы я умер!»
Иная жизнь хуже смерти. Сейчас у него было ощущение, что хоронят заживо. Черт бы побрал этого Корнеева! Знал, сука, что делает! Никто не умер, поэтому, мол, жизнь я у вас не отниму. Но поломаю ее так, что не склеишь. Единственной вашей радостью станет покой. Когда телефон молчит, а в холодильнике есть жратва. И есть крыша над головой.
Вот какие его одолевали мысли. О конечности бытия. Кто там из великих повесился в гостинице? Не «Англетер», конечно, грошовый клоповник, так ведь и Васьков не Есенин. Никто по нему и слезинки не уронит.
И в тот момент, когда он уже совсем отчаялся, зазвонил телефон.
Тепла в ее голосе не было. И вообще вся она была какая-то напряженная. Можно даже сказать, измученная. Спросила:
– Тебя отпустили?
– Да, я написал.
– Почему?
– Я не знаю.
– И что ты собираешься делать?
– Тоже не знаю. Могу приехать к тебе.
