Автокран на главном испытании решили не использовать, поэтому три предохранительных каната под углом 120° протянули к деревьям, теперь уже надежным. С их помощью рабочие могли бы удерживать статую, если бы она вдруг начала падать. Но при этом веревками нельзя было повредить хрупкую, крошащуюся поверхность лица исполина. Для защиты от повреждений мы обмотали его старыми джутовыми мешками, что одновременно предохраняло канаты от трения о шероховатый вулканический туф.
Эксперимент начался после обеда, когда приехали остальные члены экспедиции и киногруппа. Мы расставили рабочих по местам и договорились об условных знаках и командах. У каждого из страхующих канатов встало по одному человеку, у наклоняющих – по три, у поворачивающих – по пять. Я еще раз окинул взглядом площадки: кажется, все в порядке, и дал знак Хуану, руководившему рабочими.
Наклоняющие натянули канаты, еще и еще раз – ничего. Истукан чуть-чуть наклонился, очень неохотно и, главное, слабо. Островитяне у канатов этого видеть не могли, но мы сразу поняли, в чем ошибка.
– Вы должны дать ей время вернуться после наклона в прежнее положение. – Свой совет я произнес по-английски, его перевели на испанский Хуану, а он уже передал его на рапануйском рабочим.
И вот канаты натянулись снова.
– Стоп! Стоп! – закричал я. Трех человек для наклона было много. Когда раскачали моаи, дальше дело пошло само, и было достаточно лишь поддерживать ритм. Они же тянули изо всех сил, и статуя начала дергаться туда-сюда. Если и дальше так продолжать, она обязательно упадет.
– Останьтесь здесь вдвоем, – сказал я рабочим у наклоняющих канатов. Но они поняли мой английский примерно так же, как я мог бы понять их рапануйский. И жестами ответили мне примерно следующее:
– Если тебе кажется, что это легко, становись сам! Они были правы, я их успокоил и пошел к Туру за советом. Он видел, что происходило, но был абсолютно спокоен, как всегда, и не упрекнул меня даже взглядом.
– Пусть попробует командовать Хуан, – предложил он. Я согласился.
Мы начали снова. Наклон был нормальным, но исполин не поворачивался ни в какую.
Что же происходит? Ничего особенного. Мы в Полинезии, и парни у поворачивающих канатов больше всего заботятся о том, чтобы выглядеть красиво. Играют мускулами, улыбаются в объектив, и уловить нужный момент для рывка им уже недосуг. Конечно, лучше бы проводить репетицию и само испытание без зрителей. У рабочих уже вздулись первые волдыри на ладонях, но – ни малейшего результата.
И снова команды Хуана, выкрики островитян, несколько величественных наклонов исполина, могучий рывок – моаи повернулась!
Пять тонн от единого верного рывка повернулись с легкостью балерины.
Рабочих больше не нужно было подгонять, они пришли в восторг, энергично тянули канаты, и под раскатистое «ге-е-е-й» моаи начала свой раскачивающийся танец. И вдруг снова остановились. Почему? Ребята сделали рывок в неправильный момент: воодушевленные легкостью первого шага, они тянули, не оглядываясь на положение статуи в момент рывка. Хотя у меня нервы были натянуты не хуже канатов, я все же понимал, что эксперимент идет нормально. Надо схватить ритм, и тогда истукан начнет шагать, да и рабочим нужно время, чтобы набить руку.
И вдруг я заметил, что парень у одного из поворачивающих канатов стоит прямо под животом у статуи. Если бы она упала, ни у него, ни у двух-трех, стоявших рядом с ним, шансов на спасение не было. Объясняю Хуану свои опасения – полное безразличие. Ведь каждый понимает: чем ближе стоишь к статуе, тем лучше тебя будет видно в фильме, а это что-нибудь да значит! Помогло только вмешательство Тура.
Между тем эксперимент превратился в аттракцион. К канатам устремились зрители, женщины из культурного центра и, разумеется, их дети с неразлучными друзьями – собаками. Каждому хотелось подержаться за канат и заставить моаи сделать шаг. Все крутились под ногами у рабочих, но снисходительность Тура была беспредельна.
– Нас интересовало, сколько человек понадобится для наклона, поворота, и это мы уже выяснили. Очень хорошо. А теперь пусть люди порадуются, к тому же нам их не удержать.
