— Ну, чего сырость разводишь, чай у меня здесь котельная, а не водопровод.
— Пожалуйста, батюшка миленький, испросите у старца благословление на аборт, — сквозь слезы стала умолять девица.
— Сама не знаешь, о чем просишь… Ты же в ад собралась и меня с собой утащить хочешь? — строго сказал истопник.
Вдруг гостья бухнулась перед истопником на колени.
— Знаю батюшка, все знаю, — глотая слезы, настаивала девица, — ежели я его рожу, меня же никто замуж не возьмет. Кому я с дитем сдалась…
— А тебя и так никто не возьмет, — вдруг заявил истопник.
Девушка перестала рыдать и, всхлипывая, удивленно уставилась на истопника.
— Не будет у тебя никогда счастья в браке, так тебе на роду написано, зато ребенок будет, утешение опять же… А так будешь клясть себя всю жизнь, что дите невинное убила.
— Вы-то откуда знаете, вы же не старец? — все более изумляясь, спросила девушка.
— Ну и что, что не старец, а может, я сам человека убил, — вдруг с тоской в голосе сказал истопник.
Тут гостья уставилась на истопника совершенно ошалевшими глазами.
— И это, с колен встань, — наставительно продолжал говорить истопник уже спокойным голосом. — На коленях надобно перед Господом стоять, а не передо мной.
Девушка испуганно поднялась с колен.
— А теперь вон отсюда, и чтобы ноги твоей на острове больше не было, ясно?..
Девушка не двигалась с места, испуганно глядя на истопника.
— Я кому сказал?! — прикрикнул на нее истопник. — Ну-ка быстро отсюда…
Гостья торопливо выбежала из котельной.
Истопник глубоко вздохнул, как человек, который только что закончил трудную работу и поднял чашку, брошенную на пол гостьей. Потом достал из-под рясы комок грязной ветоши, при помощи которого он сделал себе живот, и положил на полку вместе с чашкой. Но тут его снова начал трясти сухой кашель. Откашлявшись, истопник взял с чурбачка свою, еще нетронутую чашку с отваром и принялся пить из нее большими глотками. В этот момент в дверь постучали.
— Ну, заходи, заходи, чего стучишь, не в поликлинике, — крикнул истопник.
Дверь открылась, и на пороге показался молодой священник в длинной аккуратно наглаженной рясе, которая даже придавала его стройной, гибкой фигуре некоторую элегантность. У юноши было почти детское лицо, обрамленное светлым пухом. Кожа его была удивительно белой. Светлые глаза смотрели кротко.
— Экий красавец, — всплеснул руками истопник, — прямо ангел во плоти. Не, не ангел, — поправился он, — на бабу похож.
От этих рассуждений, произнесенных вслух, юноша густо покраснел.
— О, зарделся, как красная девка, — продолжал подшучивать над юношей истопник, — ладно, говори — зачем пришел, а то некогда мне тут с тобой…
— Пришел просить благословления старца Анатолия для продолжения своего служения в Москве на подворье патриарха в центральном архиве…
— Рукоположен? — прервал речь молодого человека истопник.
— Да, две недели назад… — смущено сказал юноша.
— Я и сам вижу, что две недели, — важно сказал истопник, — Так вот что я тебе скажу «две недели» — не о чем тебе со старцем Анатолием разговаривать. Потому что старец Анатолий с карьеристами не разговаривает.
— Какой же я карьерист? — вдруг гордо выпрямился юноша и посмотрел в прямо в глаза истопнику, — Я учился, был лучшим на курсе, теперь служить хочу…
— Гордыни в тебе много, — тихо сказал истопник, а потом продолжил громче, — ты ж через годок в монахи решил записаться, верно?
— Ну, решил, а что здесь такого, вы вон тоже монах.
— Да какой я монах, так, одно название, — улыбнулся истопник, — а ты, я вижу, в митрополиты метишь.
— Ну и что, что мечу, — честно признался юноша, — Разве это плохо, возвыситься духом и помогать слабым прозорливым советом…
— И зваться ты будешь — владыка «две недели», — продолжал подтрунивать над юношей истопник.
Но юноша, не обращая внимания на шутки истопника, продолжал развивать свою мысль.
— Кто-то должен принимать решения, и вести паству за собой, своим подвигом внушая уверенность слабым и сомневающимся…
Он говорил вдохновенно; видимо, эти мысли давно роились в его голове, и сейчас он разворачивал перед истопником весь план своей жизни.
