— Такое он мог, — тихо говорила мать Пети, с гордостью глядя на фотографию, и скорбно покачивала головой, а губы её сжимались, твёрдые, напряжённые.
Василий Петрович смотрел с фотографии широко открытыми весёлыми глазами. Чёрный чубик, похожий на Петин, лёгкой прядью спадал на лоб, и от этого его худощавое мужественное лицо приобретало какой-то праздничный и чуть легкомысленный оттенок. Такие люди очень любят жизнь и презирают смерть.
«Петя тоже, наверное, может так», — подумал Ваня и вспомнил, как они познакомились.
Ванина семья переехала в Новоуральск с Алтая два года назад, летом. В городе заканчивалось строительство нового металлургического завода — второго из тех, что рождались в Новоуральске по плану послевоенной пятилетки. Отца назначили директором заводского подсобного хозяйства. Ваня провёл с ним всё лето за городом, на полях хозяйства.
Отец, высокий, грузный и, несмотря на это, непоседливый, целыми днями гонял рысака, запряжённого в двуколку, по тряским полевым дорогам от участка к участку, от бригады к бригаде — ставил на ноги, как он выражался, хозяйство. Приезжали в бригаду, отец, кряхтя, слезал с повозки и, заломив картуз на затылок, вытирая пот с высокого лба, спрашивал рабочих:
— Ну, голубчики, как дела?
Он всех называл голубчиками. «Голубчики» говорили, что дела, мол, Евсей Сергеич, так-то и так. Он слушал, а сам бродил по полю, высматривая, что надо, а потом выговаривал бригадиру:
— Вот ты, голубчик, докладываешь, что свёкла прополота, а посмотри, сколько сорняка в поле осталось. Этак ведь полоть не дело. Придётся заново. Понял, голубчик? Вечером заеду, посмотрю… Помощника надо? — Он указывал на Ваню. — Бери. А ну, Ванюша, получай социалистическое задание. Будь здоров.
И опять он, кряхтя, залезал в двуколку, надвигал картуз на лоб, ловко вскидывал вожжи. Рысак с места брал крупной рысью, и отец исчезал в желтоватой дорожной пыли, клубившейся из-под колёс.
Так Ваня провел всё лето — в двуколке с отцом да в работе на полях. А осенью пошёл в Новоуральске в школу и в первый же день познакомился с Петей Силкиным.
Получилось это так.
То ли ребята просто хотели пошутить над новичком, то ли Ваня действительно был забавен — длинный, худой, в коротких штанах и с большим отцовским портфелем, подаренным ему в честь перехода в пятый класс, — его окружили несколько насмешников, и каждый из них, как умел, тренировал свой язык в остротах.
— Ты портфель у какого министра выпросил? — как бы невзначай поинтересовался курносый белобрысый парень, из-под рубашки которого виднелась майка, перешитая из матросской тельняшки.
— Он сам министр… оглобельных дел, — намекнул кто-то на Ванин рост.
— В министерство в коротких штанах не пускают, — возразил третий, толстый и рыжий, в длинных брюках навыпуск.
И тут со всех сторон понеслось:
— Дон Кихот, а где твой Санчо Пансо?
— Ты жирафа в зоопарке видел?
— Он сам из зоопарка сбежал!
Сначала Ваня пытался отвечать на злые шутки вежливой улыбкой, потом помрачнел, сгорбился и растерянно оглядывался по сторонам, не зная, как выбраться из хохочущего кружка. Тут он увидел, что какой-то высокий чернявый паренёк протискивается к нему. Паренёк тряхнул за шею белобрысого, костлявым плечом оттёр того, кто проезжался насчёт коротких штанов, огрызнулся на всё сборище.
— Чего напустились? Герои — семеро на одного. А ну отойдите! Чижики!..
Пареньки глухо загудели, кто-то крикнул: «Хо-хо, спаситель какой нашёлся!», но чернявый, не обращая ни на кого внимания, подтолкнул Ваню:
— Идём. Плюнь на них.
Это был Петя Силкин. Ваня подумал, что он тут «старичок» и верховод, а оказалось — тоже из новичков. Правда, он новоуральский, но до этого учился в другой школе. А тут получили новую квартиру, переехали, и пришлось менять школу.
— Здорово ты их… не побоялся, — сказал Ваня.
— Всяких пузанов бояться! — пренебрежительно фыркнул новый товарищ. — Идём вместе сядем…
С тех пор они подружились.
«Опять я о нём думаю», — поймал себя Ваня и тут же разозлился на шмеля: «Жужжит, жужжит!» Он выдернул из стоявшего на тумбочке букета, который утром принесла Сончик, ромашку, скрутил её стебель и запустил в шмеля. Тот шарахнулся в сторону, сделал несколько кругов под потолком и снова забился у марли: зззжж-ззжж…
