- Не сомневаюсь, что он у тебя чудесный, однако... - Кириллов взял из стопки верхнюю книгу, глянул на заголовок, бросил снова на столик. Начитаешься за день в редакции, на книги и смотреть не хочется.
- Я уволился...
- Конечно, ты смелый человек, но...
- Что - но?
- Я тебе говорил. Боишься под старость рога наставит? Не бойся. Рога не наставит, не тот возраст, а вот рожками твою лысинку украсить может. - Он засмеялся. Увидев, что Скачков не реагирует на его шутку, сказал уже без насмешки, искренне: - Я давно тебе советовал найти молодуху, сходить раз-другой к ней в гости, и тогда на женины фигли-мигли будешь смотреть спокойно. А то вообразил, что на ней свет клином сошелся, и дрожишь.
- Не думай, что я только из-за жены... - Скачков внимательно посмотрел на Кириллова, точно раздумывая, говорить или не стоит, и продолжал: - Это у меня давно. Еще года два назад у нас пошли слухи, что одного из начальников подотделов будут поднимать выше. Я считал, что поднимут меня. Подняли другого. Вот тогда я и подумал, что нечего мне здесь сидеть, все равно ничего не высижу. Лучше плюнуть на все и махнуть к себе на родину, в какой-нибудь Зуев. Знаешь, под старость тянет туда, где пуповину зарыли... Он умолк, ожидая, что скажет на это Кириллов. Но тот смотрел на него усталыми глазами, чуть заметно улыбался и тоже молчал. - А когда дочка вышла замуж, пошла жить на частную квартиру, я еще раз подумал о Зуеве. А что? Мы уедем, а квартира останется дочке. Никто ее не выгонит. Прописана.
- Слушай, в твоем положении да не выбить квартиру?
- Надо кого-то просить, перед кем-то унижаться... Нет, это не по мне!
- Святой нашелся!
- Святой не святой, а... не могу. А может, не умею... А еще причина мать. Она одна там. Так что, видишь, причин много. А жена... Жена последний толчок.
- Я и говорю про последний толчок, - хмыкнул Кириллов. Он явно паясничал. - Что бы ты ни говорил, а это самый серьезный толчок. Слишком уж предан ты ей. А женщина, запомни, всегда имеет больше власти над преданным мужем и, конечно, пользуется этим, если она не последняя дура. И вообще... Чтобы в нашем возрасте пухла голова от этого... Не представляю! Меня, например, сейчас больше всего волнует, куда поехать на рыбалку. Может, съездим в субботу? А что? Посидишь с удочкой, подцепишь лещика, на жену махнешь рукой. Кстати, там поблизости пионерский лагерь, в лагере, как правило, воспитательницы, они хоть и молоденькие, но уху умеют варить. Поехали? Если ты поедешь, моя и меня тоже отпустит.
- В последнее время я заметил, - продолжал Скачков, пропуская слова Кириллова мимо ушей, - что она как-то отдаляется от меня. Мы становимся точно чужими. Не то что нам нечего сказать друг другу, а бывает просто ничего не хочется говорить. Раньше мы не могли друг без друга. Наверное, потому, что с нами жила дочь. Общие заботы, хлопоты, и все такое. Теперь же будто нас разъединило что-то. И в то же время именно сейчас она дороже мне, чем когда бы то ни было. Она - мое прошлое. А его не повторишь.
- Преувеличиваешь, браток, преувеличиваешь!
- Возможно. Не знаю. Но мне кажется, что ей не интересно со мной. А может, надоела эта торговая реклама, вот и ищет, чем заполнить жизнь. Каждый день собрания, заседания. То профсоюзные, то производственные. А там она будет работать в школе. Новая обстановка, новое окружение. Так что и ей переезд пойдет на пользу.
- Это все настолько тонко, что я ничего не могу уловить своим практическим умом. Я только убежден, что ни здесь, ни там с нею ничего не случится. Никуда она не денется. Не думай, бабы, может быть, и не очень уважают преданных мужей, но дорожат ими. Так что, будь я на твоем месте, я бы спал спокойно. Но если говорить серьезно, то боюсь за тебя. Перспективы же никакой! Я знаю, как достается руководителям на низовой работе. Смотри, не ошибись.
- Я хорошо знаю производство, - возразил Скачков.
- Этого еще мало. Там надо уметь вертеться, а ты слишком честный и прямолинейный. А потом, от добра добра не ищут. Так что подумай.
- Поздно думать. Я уже получил направление.
