- Знаю я школу, - вздохнула Алла Петровна. - И вообще...
- Что вообще?
- Привыкли, обжились... И вдруг все бросай, тащись к черту на кулички. Люди едут сюда, а мы отсюда. Под старость...
- Ты же согласилась.
- Да, согласилась...
- Передумала?
- А, что теперь говорить об этом? Раз надо, так надо. Я о другом думаю. Вы, мужики, только болтаете о равноправии, а нас, баб, никогда не слушали и не считались с нами. - И, глянув на вконец растерявшегося мужа, неожиданно мягко и ласково улыбнулась: - Устала я, Валера. Может, ты постелишь постель?
Скачков пожал плечами и пошел в спальню. На душе у него было неспокойно.
2
Алесич стащил кирзачи, снял куртку с прожженной полой, кинул ее на тумбочку. Брезентовые брюки в жирных пятнах и зеленых полосах от травы повесил на спинку кровати в ногах. И сразу - как с разбега - нырнул под колючее одеяло с головой, лишь бы не слышать товарищей, которые не могли угомониться, рассказывали анекдоты, всякие забавные случаи, смеялись простуженными голосами.
Его охватила какая-то вялая теплынь. Веки отяжелели. Голоса звучали глухо, будто через стену или сквозь толщу воды. "Конечно, я давно бы спал, если бы не эта болтовня", - зашевелилось где-то в глубине сознания. Прислушался. Кругом тихо. Сердце сжалось от непонятного беспокойства. Лоб мокрый, как у больного. В глазах желтые круги, цветные пятна, все плывет, мельтешит... И чтобы избавиться от этой метелицы, он открывает глаза.
В палате темно. Блекло светлеют окна. Кто-то смачно посвистывает носом во сне. Может, из-за этого посвиста он и проснулся?
"Неужели снова бессонница?" - с ужасом думает Алесич.
Он не спал уже несколько ночей подряд. Лежал, страдал от бессонницы и еще больше от бессилия перед ней. Правда, под утро, перед самым подъемом, сон сводил его веки - усталость все же брала свое, - но выспаться не оставалось времени.
Алесич старался думать о чем-нибудь постороннем, далеком от его прошлой, да и нынешней, жизни, чтобы лишний раз не волноваться, но не мог сладить со своими же мыслями. Из головы не выходили жена, сын...
Вера давно не писала. Последнее письмо от нее было еще весной. Она очень скупо сообщала о сыне, о том, как он учится, - кончает год без троек... В конце добавила, что они с сыном отвыкли от него, так что он может и не приезжать домой, им неплохо живется и без отца.
Тогда он не придал особенного значения этим словам, решил, что шутит баба. А сейчас лежал, думал, перебирал в уме то, другое. Знает, что он скоро вернется, вот и не пишет, успокаивал себя. А может, и правда не ждет? Не хочет и видеть? Ни разу не приехала, не проведала, хоть живет не на краю света. Разве что времени не могла выбрать? Впрочем, и деньги на поездку нужны. А откуда они у нее?
Он писал ей чуть не каждую неделю, а она ему - раз в два-три месяца. И то не письмо, а отписку. Мол, сын не болеет, учится. А о себе, о своей жизни ни слова. Однако он рад был и таким письмам-коротышкам. Иная на ее месте и совсем не писала бы, столько он принес ей страданий. Что было, то было. Но больше такого не будет! Теперь все пойдет иначе. Как у людей, а то и лучше. У них еще жизнь впереди. И он постарается, чтобы она, Вера, была счастлива с ним, чтобы ни одна хмуринка не коснулась ее лица.
Мучительно медленно плывет за окнами ночь. Будто смолой прикипела к земле, обессилела. Далекая звездочка застыла в окне. Может, и земля остановилась, не летит в пространстве?
Алесич встал. Натыкаясь на кирзачи и табуретки, выбрался из лабиринта кроватей, вышел из душной палаты в коридор. Напился воды. Вода была теплая, не остудила и не успокоила. Выглянул на улицу. Стояла кромешная темень. Только там, где находилась проходная, трепетал остренький огонек. Сторож обычно спал в своей узкой, как купе вагона, дежурке - все знали об этом, но света не выключал. Пусть, мол, все видят, что он бдительно охраняет ночной покой больных. Потянуло холодком. Алесич зябко поежился и поспешил вернуться в палату.
Когда первый раз на него напала бессонница, он не очень встревожился. Подумал, пройдет. А она не прошла. Неужели вернулась старая немочь? Кажется же, о водке и не думал... А может, и на самом деле захворал? Этого ему сейчас только и не хватало! Если врачи найдут у него что-нибудь, не отпустят домой, пока не вылечат. А что, если молчать, не признаваться? Но и... не ехать же домой больным? Здесь хоть подлечат, поставят на ноги.
