Часа через два Сара снова припарковала свою машину около больницы. Вместо того чтобы ехать дальше по шоссе, она купила с лотков, не выходя из машины, гамбургер и медленно выехала на главную улицу Датч-Крика, служащую воротами в Йеллоустонский национальный парк. Миниатюрные статуэтки в виде бычков, яркие разноцветные камешки расхватывались туристами так же бойко, как и футболки.
Она, выйдя из машины, прошлась по магазинчикам, где продавалось все, начиная с йогурта и кончая фаянсовой посудой, и села передохнуть на скамейку на безлюдной спортивной площадке под тенью тополя. Все это время Сара думала о Маке. Спустя полтора часа, которые Сара провела в размышлениях, она вернулась к своему грузовику и поехала к больнице. Она чувствовала за собой вину и решила перед отъездом повидаться с Маком. Конечно, это никак не было связано с тем, что его рука на какой-то миг задержалась на ее лице, что его огрубевшие пальцы нежно гладили ее кожу. Ей просто хотелось удостовериться в том, что он уже вышел из больницы и отправляется к себе домой. Ей потребуется совсем немного времени, чтобы убедиться в этом. И она еще до ночи успеет добраться до Джэксона.
Однако, когда Сара вошла в больницу, около регистрационного стола никого не было и она не обнаружила кнопки звонка на том месте, где было написано: «Пожалуйста, позвоните». Перед ней тянулся длинный коридор, его освещали флюоресцентные лампы, а стены были окрашены в зеленый цвет. Она пошла по коридору в надежде увидеть хоть какую-нибудь медсестру.
Пройдя несколько шагов, Сара услышала голос Мака, который доносился из открытой двери в конце коридора. Она заглянула внутрь комнаты. Узкая, приподнятая с обоих концов больничная кровать занимала почти всю комнату, которая и так была слишком маленькой. А Мак занимал всю кровать. Бежевый халат на нем доходил только до колен, и первое, что бросилось ей в глаза, – это нога, загипсованная от середины икры до кончиков пальцев. А следующее, что она увидела, была капельница, присоединенная к его руке.
А сам Мак кричал в микрофон, расположенный на металлической панели в стене у его изголовья. Свободной рукой он держал провод с кнопкой на конце и со злостью тыкал в нее большим пальцем.
– Сьюзи! Я говорю тебе в последний раз! Я хочу домой!
В ответ Сара ясно услышала раздраженный голос медсестры, как эхо раздающийся из панели:
– Ты не можешь идти домой, Мак. Угомонись, я скоро сделаю тебе еще один укол. И перестань нажимать на звонок.
– Дети остались дома совсем одни. Я не могу здесь просто так лежать. Я должен сегодня быть дома.
– Послушай, я позвоню Свенсонам и попрошу Либби их проведать...
– Они в Чейеннах...
– На собрании скотоводов...
– Да, да, – прервал он. – А теперь принеси мне мою одежду и ботинок, который доктор не изуродовал, и...
– Мак, доктор приказал всю ночь не сводить глаз с твоей ноги. И я не могу.
– Я могу побыть с ними.
Мак резко повернул голову, услышав голос Сары.
– Что это было, Мак? – спросила Сьюзи по внутренней связи.
– Минутку, Сьюзи. Я позвоню тебе позже.
– Если ты еще раз нажмешь на звонок, я...
Мак щелкнул выключателем на стене, не дав Сьюзи закончить предложение.
– Привет. – Он посмотрел на Сару без удивления. – Я думал, ты уже уехала.
– Я вернулась, – не вдаваясь в подробности, ответила она.
– Вот как! – Он замолчал. – Ты знаешь, этот проклятый доктор разрезал мой ботинок. Он же был из настоящей слоновой кожи. Такие ботинки невозможно просто так пойти и купить.
– Мне очень жаль. Они действительно были просто великолепны.
– Да, черт побери. А теперь меня хотят напичкать обезболивающими таблетками и целую ночь сидеть рядом и вливать по капле лекарство.
– Мак, я действительно могу поехать на ранчо и посидеть с твоими детьми, – сказала Сара. А почему бы и нет? Что собой представляла сейчас ее жизнь? Никаких расписаний, никаких неприятностей, никакого отчета ни перед кем. И неважно, когда она доберется до Йеллоустона, ведь она поможет тому, кто ее выручил. – Кроме того, я все еще твоя должница. Я могу присмотреть за детьми сегодня, а завтра утром забрать тебя домой, и таким образом мы будем в расчете.
