Она поглядела с изумлением, прошептала:
– Вы… вы это серьезно? – И вдруг улыбнулась: – А я на вас в суд хотела подавать.
– Подавайте. Имеете полное право, несмотря на мои извинения. Но знайте: я пришел к вам не потому, что испугался суда. Просто на душе после вчерашней передачи очень паршиво.
Ее голубые озерца заблистели слезами:
– Вы такой удивительный! А я думала… весь мир против меня ополчился.
И Кася радостно добавила:
– Но теперь мы точно будем пить чай! Я испекла шарлотку.
Дима строил в уме много сценариев встречи с Касей – но подобного никак не ожидал.
Девушка сбросила с плеч пуховый платок. Домашний костюмчик болтается, ручки тоненькие. Что за контраст с мощными Надиными статями! И шарлотка оказалась совсем не приторным яблочным пирогом, к которому привык Полуянов.
Кася виновато произнесла:
– Если не понравится, сразу скажите. Она диетическая, из овсянки и йогурта обезжиренного.
И хотя Дима считал здоровой пищей кусок доброй свинины, диетическая шарлотка сама растаяла во рту.
Он похвалил:
– Вкусно.
– Понравилось? – просияла вдова, вскочила и положила ему на тарелку новую порцию.
Полуянов – ясное дело! – ехал сюда не только извиняться. Но вместо того, чтобы задавать вопросы по делу, он послушно умял шарлотку, а потом и саттвичные конфеты из меда, сушеной дыни, семян кунжута и орехов пекан.
– В них всего семьдесят килокалорий, – похвасталась Кася. – А в обычных – почти пятьсот.
И вдруг всхлипнула:
– Это я еще Сашеньке делала. Он ненавидел диеты, но мои конфетки с удовольствием ел.
Дима боялся слез, но девушка стиснула зубы и решительно промокнула глаза салфеткой. Выглядела она сейчас маленьким, задиристым и смешным сыном полка в форме не по росту.
Кася тихо сказала:
– Я, может быть, плохая, не всегда была добра к Саше. Но я его не убивала. Вы ведь за этим пришли?
Выглянуло солнце, подсохшие слезы в уголках глаз сверкнули бриллиантами. Диме вдруг отчаянно захотелось обнять, утешить, помочь.
Кася поспешно продолжала:
– Вы там говорили на передаче: ищи, кому выгодно, кто наследник. Так вот знайте: у нас был брачный контракт. В случае развода я не получила бы ничего. И завещание у Саши тоже есть. Дом достается его маме. Мне – только машина. А сбережений у нас и не было никаких.
– Э… и почему вы согласились на такие условия?
– Потому что я выходила замуж за человека, а не за его деньги.
– А кто был инициатором брачного контракта, завещания?
– Ну… мы-то с Сашей вообще ни о чем таком не думали. И делить было нечего. Когда поженились, он меньше меня получал. Потом дела пошли, мы начали строить дом. Муж уговорил меня бросить работу. А его мама очень боялась, что я хищница, выжму все соки, оттяпаю имущество. И потащила к нотариусу, хотя Саша не хотел. Но я не возражала – и он, в конце концов, поддался на мамины уговоры.
– Свекровь вас не любит?
– А хоть Кейт Миддлтон будь, – печально улыбнулась Кася. – Саша до тридцати пяти лет прожил с мамой, был для нее – всем. И тут появляюсь я. Соперница! Да еще без высшего образования, медсестра, приезжая. Пока Саша оставался в театре, кое-как общались. Но когда он начал карьеру в кино делать, Ольга Петровна совсем осерчала. Хотя радоваться бы надо!
Кася умолкла, потупилась. Дима тоже молчал.
Потом она вдруг спросила:
– У вас диктофон есть?
– Зачем?
– Вика, Сашин пресс-секретарь, вчера на меня насела: память о Саше, только хорошее. Я поддалась, а теперь думаю – все равно ведь узнают. Поэтому хочу правду вам рассказать.
* * *
Заранее Саша ее со своей мамой не знакомил, и только на свадьбе Кася поняла: как ни старайся, а подружиться со свекровью ей не удастся.
Она долго пыталась сохранять нейтралитет. Притворялась, будто не обижается на придирки. Мило улыбалась, когда Ольга Петровна откровенно над ней издевалась. Молчала в ответ на хамство.
А свекровь изобретала все новые и новые пытки. Она обладала удивительной способностью появляться в их доме в самый неподходящий момент. Умела находить даже незначительные огрехи. И бить – непременно по больному.
Бардин, конечно, видел, что мать несправедлива к жене. Но все время уговаривал Касю быть к пожилой женщине снисходительной.
