– Это – Николай! – сказал я Панову. – Арестовать его!
Поручик дико посмотрел на меня, но скомандовал:
– Взять!
Человек двадцать обнаженными штыками оттеснила свиту императора. Несколько гренадеров окружили лошадь Николая, наставили на него штыки и принудили спешиться. Император растерянно стоял, не понимая, что происходит. Солдаты тоже слегка растерялись. Тогда я пробился к самому царю и внятно сказал:
– Вы низложены. Отдайте оружие поручику!
Николай побледнел, нервно дернул за эфес, Панов подскочил и взял из рук царя шпагу.
– Командуйте войскам сдаваться! – жестко сказал я. – Или нет. Лучше передайте командование на поручика. Крови больше не будет.
Гренадеры, которые успели уйти вперед, пока мы разбирались с императором, остановились, частично смешавшись с войсками, которых вызвал император. Наверняка, слух об аресте пошел дальше, поднимая волну удивления и каких-то не оформившихся еще надежд на лучшее.
– Поручику?! Бригадой?! Да никогда! – вдруг заверещал Николай.
Я чувствительно сунул ему под дых, так что он закашлялся и согнулся.
– Не надо, ваше величество. Я – человек мирный. А вот у солдат – ружья. Со штыками. Знаете, что бывает, когда штык попадает в тело? Тут каждый может об этом порассказать. И показать тоже. На вашем примере. Так что давайте без эксцессов. Мирно давайте. Может, вас и не потребуется убивать.
– Вам это с рук не сойдет, – придушенно просипел Николай.
– Это мы еще посмотрим, – я улыбнулся. – Отдайте приказ!
Николая водрузили обратно на коня, двое гренадеров взяли лошадь под уздцы с двух сторон и повлекли императора к войскам. Навстречу ему уже скакали какие-то офицеры. Не доехав до нас, они остановились, спешились и подбежали к Николаю.
– Отныне… – прохрипел император. Чувствовалось, что ему тяжело говорить, и он просто заставляет себя шевелить языком и выталкивать непослушные слова. – Отныне… Командование всеми подразделениями передается поручику…
– Генералу, – перебил я. – Панову Николаю Алексеевичу.
– Генералу Панову Николаю Алексеевичу, – послушно повторил Николай и указал на поручика. После чего закрыл глаза и обмяк в седле. Гренадеры сняли его вниз и взяли под руки, чтобы император совсем уж не свалился на землю.
Панов взгромоздился на лошадь и громогласно заявил, чуть ли не срывая голос:
– Полки!! Слушай мою команду! Поротно, поворот кругом, шагом маар-рш!
Потом склонился к шее коня и тихо меня спросил:
– Константин Владимирович? А что же дальше-то?
– Дальше? Нужно выводить людей с площади и разводить по казармам. Да и всех – по казармам. На улицы – усиленные патрули. Сейчас встретимся с Оболенским, скажем ему о результатах вашей атаки на Зимний. Потом надобно собрать все руководство и пусть принимают решения. Которые в самом начале планировали. По изменению строя. Я точно не помню, что там хотели, – споров много было, а к чему конкретному пришли, так и не понял. В общем, идите, радуйте князя, – я улыбнулся и хлопнул лошадь Панова по крупу.
И герой восстания, приведший его к победе, свежеиспеченный генерал двадцати одного года гордо выехал на царском коне к войскам, уходившим с Сенатской площади.
Оболенский казался растерянным. Видимо, когда его избирали очередным диктатором на площади, он и думать не мог ни о какой победе. Всё, что ему хотелось – довести до конца начатое. Он прекрасно понимал, что за смерть Милорадовича спросят с него. И за стрельбу по конногвардейцам – тоже. Надо было стоять до конца, а преимущество в силах явно оставалось за Николаем. И вот – чудесное избавление от возможной кары. Теперь необходимо было срочно менять линию поведения и как-то соотносить свои действия с возникшими реалиями. На такой случай Оболенский не рассчитывал.
– Что же делать? – спросил он у меня, когда мы с Пановым пробились к нему сквозь каре ликующих солдат.
– Временное правительство собирать, как хотели. Нет? Ну, и готовиться перейти к конституционной монархии. Кого в правительство назначать будете?
Оболенский совсем смешался.
– Кого же в монархи при таком способе правления выбрать?
– Ну не Николая же! Да и Константин тоже мало годится. Михаил, может, и подойдет. Да! Его надо! Если согласится, разумеется. А то, если не согласится никто, придется республику вводить.
