Джеффри прислонился к большому камню.
— Почему вы думаете, что это не наш? — спросил он.
— Какого черта, профессор, да вы же сами все видите не хуже меня. Другое положение тела. Причина смерти тоже другая: пистолетный выстрел. Знак на спине, его тоже раньше не было. И наконец, этот чертов указательный палец. Он отрезан совсем не на той руке. Ведь у всех трех предыдущих жертв он отсутствовал на правой. А теперь его нет на левой.
— Но ведь и эта девушка убита где-то в другом месте, а потом привезена сюда. Кстати, чем занимались геодезисты, когда ее нашли?
Мартин на какой-то миг насупил брови, но потом все-таки ответил:
— Проводили съемку на территории, предназначенной для строительства нового города. Предварительные работы. Это был их первый день на новом месте. Трудились с самого утра и уже собирались сворачиваться, но все-таки захотели пройтись еще по одному участку. Тут ее и нашли. Один из этих парней увидел ее прямо у себя в видоискателе… А почему, собственно, вы об этом спросили?
— Да потому, что где-то, наверное, лежит план соответствующих работ, верно? Или какое-то распоряжение, согласно которому было ясно, что геодезисты в скором времени, рано или поздно, должны добраться до этого места. Понимаете?
— Конечно, это должно быть отражено в каких-то документах. Так делают всегда, когда планируется строить новый город или поселок. Кстати, об этом можно прочесть и на электронных сайтах.
— А вы знаете, что вырезано у нее на спине? — спросил Клейтон.
— Даже не догадываюсь. Какой-то геометрический узор?
— Пентаграмма.
— Ну ладно, пускай пентаграмма. Что из этого?
— Эту фигуру обычно ассоциируют с дьяволом и с поклонением дьяволу.
— Вот дерьмо! А ведь вы правы. Но как вы себе их представляете, этих колдунов или ведьм? Сколько их тут, по-вашему, шастает по нашим краям? Они что, бегают нагишом, лают на луну, трахаются, делятся опытом, как перерезать горло петуху или кошке? Это что, вроде тех психов, как в Южной Калифорнии?[47] Это все, что мне надо знать.
— Нет, тут другое, хотя убийца, скорее всего, хотел, чтобы вы восприняли совершенное им убийство именно как ритуальный акт сатанистской церкви. Если бы вы пошли по ложному следу, то затратили бы много усилий и потеряли много времени. Причем очень много времени и очень много усилий.
— Вы так думаете, профессор?
Джеффри молчал, устремив взгляд в небо, колеблясь с ответом. Весь черно-белый небесный купол был усеян звездами. «Как-нибудь на досуге, — подумалось ему, — стоило бы заняться астрономией. Хорошо бы знать, где Орион, где Кассиопея и как называются другие созвездия. Тогда я мог бы ночью поднять голову и увидеть, что все вокруг понятно и на небесах царит полный порядок».
Он опустил глаза и посмотрел на детектива.
— Это наш подопечный, — сказал он. — Просто он поумнел.
— С чего вы это взяли?
— Те, другие, были ангелами, с глазами, открытыми навстречу Богу, с широко раскинутыми в приветственном жесте руками, словно готовыми Его обнять. А у этой жертвы на спине оставлен знак Сатаны, и она молится не небесам, а земле. И палец отсутствует на левой руке. Ведь известно, что, согласно некоторым верованиям, именно левая рука принадлежит дьяволу. Правая — Богу, а левая — Сатане. Он все перевернул. Та же самая картина, только вывернутая наоборот. Небеса и ад. Разве это не та самая дихотомия, с которой мы постоянно имеем дело? Разве это не то же самое, чего вы пытаетесь избежать?
Мартин сердито фыркнул:
— То, что вы говорите, похоже на какую-то церковную абракадабру. Этакое социологическо-религиоведческое дерьмо. Нет, вы скажите мне по-простому: почему пистолет, почему не нож, как раньше?
— Потому, — холодно ответил Джеффри, — что способ убийства для него не так и важен. Думаю, ему совершенно наплевать на то, чем и как предать смерти этих юных девушек. Его интересует акт, предшествующий убийству, во всем многообразии деталей, во всей его полноте, цельности и нераздельности. Он похищает, по сути, ребенка и обладает им физически, психически, эмоционально, а затем оставляет, где его могут найти. Какой смысл писать картину, а потом никому не показывать? И какой смысл писать книгу, которую никто не прочтет? Нет, именно мысль о том, как будет воспринято его произведение, наполняет душу художника трепетом и волнением. Именно в предвкушении этого момента его охватывает трепет.
