Вот с того вечера, когда Натка спросила про Тимура, и началась Мишина дружба с Ликой. Что ж, что она девчонка, зато с ней разговаривать интереснее, чем со многими мальчишками. Конечно, не считая тех, кто водит голубей или кроликов. С такими ребятами у него самая крепкая дружба. С ними он может часами говорить о своих сизарях и вяхирях.
Лике тоже нравятся голуби. Она даже попросила Мишу показать ей голубятню. Когда они влезли на чердак и Миша, открыв дверцу вольеры, достал своего любимца Колумба — голубовато-серого вяхиря, девочка от восторга даже зажмурилась. Она забыла вдруг о том, что, задрав подбородок, любит глядеть на все с — легким прищуром. Она покорно попросила у одноклассника разрешения подержать голубя. Миша великодушно протянул ей Колумба.
Как все это давно было! Лика со своими рассказами о Москве, и Наталья Леонтьевна с вечерами в пионерской комнате, и Витька Морозов, который обещал приходить к нему в больницу каждый день, а не показывался неделями. Уж кому-кому, а ему Миша верил. Собственно говоря, ведь это из-за него пролежал он в больнице и дома почти две четверти, и теперь ему снова нужно идти в четвертый класс.
Перед самым Новым годом Натка принесла в пионерскую комнату газету «Дети Октября» и, сияя, как новенькая медаль, которой недавно наградили их библиотекаря, сказала, что по решению обкома комсомола и обкома Осоавиахима в школах области идет — подготовка к новой военно-спортивной игре «На штурм» в зачет норм на значок ГТО.
Сколько было восторга и шума в тот вечер! Во-первых, все хотели быть «красными». «Синие» — это все равно, что белые, а белые — все равно, что фашисты. Ну, а кто же захочет стать фашистом, когда они в Испании задушили республику, прошлой осенью захватили Польшу, а еще раньше разбомбили и сожгли города и деревни Абиссинии…
Спорили до тех пор, пока Власова не предложила тянуть жребий, какому отряду кем быть. Втайне надеясь на счастье, Морозов принял предложение и первым запустил руку в Мишину шапку, где лежали бумажки с красной и синей полоской. Он везучий, Витька, и на этот раз ему повезло. Как самого сильного и горластого его избрали командиром взвода разведки.
На третий день каникул во дворе школы-новостройки звонко протрубил горн. Он собирал юнармейцев на — общий смотр. В гости к ребятам пришли старые буденновцы, красные партизаны, инструктор райкома Осоавиахима. Ветераны вспоминали, как они громили контру, и представитель Осоавиахима сказал, что именно вот в таких играх рождаются настоящие бойцы, и тут же вручил всем маленькие книжки Общества содействия авиации и химии.
Когда торжества были, закончены, директор школы передал Власовой большой синий конверт. Наталья Леонтьевна громко зачитала приказ. В нем «синим» давалось задание: «Укрыться в снежной крепости и спрятать свой — флаг». От «красных» требовалось обнаружить крепость и овладеть ею. Оборона крепости возлагалась на старшую пионервожатую, штурм — на секретаря школьного комитета комсомола.
Крепость у «синих» уже была готова, но где, никто не знал. То есть сами «синие», да и в штабе наверняка знали, но держали это в секрете.
Чтобы сбить «красных» с ориентира, «синие» вышли со двора несколькими отрядами в разных направлениях. «Красные» должны были покинуть базу через час. Но едва «синие» скрылись, Витька, вручив свои лыжи Мише, куда-то исчез.
— Вы тут проверьте крепления, — строго предупредил он товарищей, — а то потом возись с вами на морозе.
Он появился минут через пятнадцать. Веселый, довольный подбежал к одноклассникам.
— Куда ты провалился? — накинулись на него разведчики. — Скоро выходить.
— Значит, так, братцы, — лихо прохаживался перед куцым строем Морозов. — Мы трое, я, Ковалева и Пичуга, идем на восток. Вы трое, во главе с Романовым, двигаетесь в сторону кирпичного. Ясно? Смотрите, не попадите в засаду.
В Витькиных — глазах при этом все время блестели озорные огоньки. Казалось, еще чуть — и они начнут оттуда сыпаться, как искры из печки. Словно он один знал что-то такое, от чего у других должно перехватить дыхание. И это сокровенное он выложил, как только, легко скользя по накатанной грейдерной дороге, тройка вышла за город. Переведя дух, Морозов оглянулся и заговорщически зашептал, будто его кто-то мог подслушать в километре от города:
