- И часто вас посещают чекисты? - спросил Черненко, ни к кому не обращаясь.
Ангел внимательно посмотрел на него и бросил:
- Бувае.
Когда Ангел отошел на почтительное расстояние, Соколовский шепнул Черненко:
- Наши говорят, что это Ангел деньги добывает. Высмотрит еврея с деньгами и тащит его сюда и кричит: "Чекист!" Некоторые откупаются и уходят подобру-поздорову.
А с этим, - кивнув в глубь двора, продолжал Соколовский, - получилось иначе.
"Сколько мна еще сидеть в этом бандитском логове?
А сидеть надо. Неясно, что они собираются предпринять с этим "всеобщим восстанием", - размышлял Черненко на следующее утро.
К нему подошел Мазур.
- Хотел вас порадовать. С вашей Херсоныщны прибыл еще один человек женщина... Сидит в прихожей.
- Спасибо, пане Мазур.
Это сообщение очень встревожило Черненко. "Неужели атаман Новицкий что-то заподозрил и послал еще одного человека?" - подумал он.
Черненко оделся и вышел в прихожую. Но там уже никого не было. К нему снова подошел Мазур:
- Поговорили с землячкой?
- К сожалению, не застал. А она не говорила вам о себе, кто она, откуда?
- Как же, говорила. Это учительница Мария Гуржос из Глодоса. Ее прислал атаман Орел - Нестеренко. Интересовалась, есть ли здесь кто из глодосян.
Черненко поблагодарил Мазура. И в самом деле, сведения были ценные. Что-то скажет Мария Гуржос о положении на Украине? Вернее всего то же, что и другие:
Украина к восстанию готова.
Вечером Черненко снова вызвал Галайда.
- Идемте со мною, пане Черненко.
Не спрашивая ни о чем, Черненко последовал за ним.
- Мы едем к пану генерал-хорунжему, - объяснил Галайда. - Он приказал мне привезти вас к нему.
"Держись, Степан!" - приказал себе чекист. Всю дорогу он обдумывал предстоящую встречу с петлюровским генералом Тютюником.
Остановились у большого красивого здания. Галайда ввел Черненко прямо в кабинет генерала.
В кабинете было трое военных: один, плотный, с холеным лицом и выдающимся вперед подбородком, сидел за большим письменным столом. Нетрудно было догадаться, что это и есть Юрко Тютюник - начальник повстанческого штаба.
- Мне доложили ваше донесение о положении на Елисаветградчине, - начал Тютюник. - Что же там всетаки делается? - Он вскинул глаза на Черненко.
Черненко повторил то, что докладывал Галайде. Тютюник бесцеремонно перебил его:
- Все это я уже читал. Вы лучше скажите: может ли Новицкий со своей организацией поднять народ на восстание в порученном ему районе?
- Нет, не может, - решительно ответил Черненко.
- Почему?
- За нами никто не пойдет. Утром мы поднимем восстание, а к вечеру красные нас раздавят.
- Это если вы будете действовать изолированно.
А если разгорится огонь восстания, скажем, на Волыни, перекинется на Киевщину, в соседние с вами уезды - Звенигородщину, Уманщину?
Черненко старался запомнить каждое слово петлюровца - ведь тот говорил о планах восстания.
- Так как же? - нетерпеливо переспросил Тютюник.
- Это именно то, чего ждет Новицкий. Но время для этого еще не настало.
- Новицкий считает, что на Украине все еще сильны симпатии к большевикам?
- Да, пане генерале, именно так.
- Не узнаю Елисаветградчину! - снова воскликнул Тютюник. - Ведь не так давно это был один из самых боевых участков борьбы с врагами Украины. Что же, неужто там забыли имя головного атамана Петлюры? - с пафосом закончил он свою тираду.
Черненко молчал.
- Что же вы молчите? Что говорят у вас о Петлюре?
- У меня язык не поворачивается сказать вам об этом.
- Нет, уж вы поворачивайте своим языком. Мы должны знать настроение своего народа.
- Атамана Петлюру проклинают в народе.
Петлюровский генерал крутанул шеей, как будто ему стал тесен воротник.
- А вы знаете, пан Черненко, какими данными мы располагаем из вашей Херсонщины?
- Нет, не знаю.
- Подпольная организация Херсонщины имеет двадцать тысяч человек.
"Мария Гуржос!" - подумал Черненко.
- Позвольте вам сказать, что это грубая ложь. Двадцать тысяч подпольщиков! Да на всей Правобережной Украине даже большевики - легальная партия, стоящая у власти, не имеет столько членов. Да будь у подпольщиков не двадцать, а только одна тысяча, они бы давно провалились. Работать в подполье при большевиках неимоверно трудно!