Кроме того, в этом контексте термины «хорошее» и «плохое» не означают ничего определенного и не могут нам помочь. Если уж я вынужден к ним прибегать, хотя они могут иметь лишь относительное значение в вопросах не чисто этических, но касающихся взаимодействия жизни и жизни, то я должен прежде всего определить их общее значение – все, что помогает мне найти себя глубже, благородней, открывая большие возможности для творческого самовыражения, это хорошо; все, что сбивает меня с пути, ослабляет и принижает мои способности, ущемляет богатство, широту и высоту самобытия, то для меня плохо. При таком понимании различий всякому серьезному и здравомыслящему человеку, который старается проникнуть в суть вещей, становится очевидно, что дело не в заимствовании тех или иных формальных деталей, которые имеют чисто знаковый смысл – как, скажем, право вдов на вторичное замужество, – а в отношении к важным и эффективным идеям, какими являются многие идеи, касающиеся внешней стороны жизни, социальных и политических свобод, равенства, демократии. Если я принимаю какие-то из этих идей, то не потому, что это идеи современные или европейские, ибо само по себе это не может быть их рекомендацией, но потому, что они человечны, потому что они представляют собой плодотворный подход к духу, потому что они имеют огромное значение для будущего развития жизни человека. То, что я подразумеваю под принятием эффективной демократической идеи, – сама по себе она никогда не была до конца проработана, но наличествовала как элемент и в древнеиндийском, и в древнем европейском общественном устройстве – это моя убежденность в необходимости включения этой идеи в той или иной форме в будущую жизнь человечества, в ее необходимости для нашего роста. Говоря об ассимиляции, я хочу сказать, что мы не должны грубо перенимать европейские формы демократической идеи, но должны возвратиться к тому, что соответствует ей, выявляет ее смысл, оправдывает ее наивысшее предназначение в нашей собственной духовной концепции жизни и бытия; именно в этом свете мы должны разрабатывать ее масштаб, уровень, форму, связь с другими идеями и способ воплощения. Этот принцип я применил бы ко всему, к каждой вещи по-своему, в соответствии с ее Дхармой, с правильной мерой ее значимости, ее духовной, интеллектуальной, этической, эстетической, динамической полезности.
Мне кажется самоочевидным, что закон бытия личности применим и к групповому бытию – исключение всего, приходящего к нам извне, не является ни желательным, ни возможным. В равной степени мне кажется самоочевидным закон, по которому живой организм живет не накоплением, а саморазвитием и ассимиляцией, все, попадающее в него, он должен перестраивать в соответствии с законом, формой и характером функционирования своего биологического и психологического естества, отбрасывая то, что может его погубить или отравить – это не что иное, как ассимиляции не подлежащее, – впитывая в себя лишь полезное для самовыражения. По точному санскритскому выражению, которое вошло и в бенгальский язык, это атмасаткарана, ассимилятивное усвоение, впитывание в себя чего-то и трансформация впитанного в характерные для нашего естества формы. Невозможность полного отвержения всего внешнего основана на самом факте нашего существования в виде элемента многообразия в единстве, по-настоящему не отделенного от прочих форм и элементов бытия, но соотнесенного со всем вокруг, ибо в жизни эта соотнесенность проявляется главным образом в виде взаимообмена. Нежелательность тотального отвержения, даже будь оно вообще возможно, основана на необходимости взаимообмена с окружающей средой для нормального существования и роста; живой организм, полностью отвергающий взаимообмен, быстро зачахнет и умрет от бездействия.
Ментально, витально и физически я не расту чистым саморазвитием изнутри в обстановке девственной изоляции, я не отделенное самосущное нечто, продвигающееся от прошлого к новому воплощению в собственном мире, где нет ничего, кроме меня, где не действует ничего, кроме моих внутренних сил и размышлений. В любом индивидуализированном бытии идет двойной процесс – саморазвитие изнутри, которое выявляет величайшую внутреннюю силу существа и делает его тем, что оно есть, делает его собой, и восприятие внешних воздействий, которые должны быть адаптированы внутри и превращены в материал саморазвития и внутренней силы. Две операции не являются взаимно исключающими и вторая ничуть не вредит первой, за вычетом лишь той ситуации, когда внутренний гений чересчур слаб, чтобы победоносно справиться с окружающим миром; напротив, восприятие крепким и здоровым существом стимулирует его силы саморазвития, способствует более яркому и отчетливому проявлению его самобытного характера. Поднимаясь по шкале развития, мы обнаруживаем, что сила самобытного развития изнутри, сила сознательного саморазвития все возрастает, достигая поразительных, почти божественных масштабов у людей, мощно живущих собой. И в то же время пропорционально возрастает связанная с первой сила реакции на импульсы внешнего мира; те, кто наиболее мощно живет собой, способен использовать наиболее полным образом и мир с его материалом для целей высшего «Я» – и, надо добавить, наиболее успешно помогает миру и обогащает его своим существованием. Человек, который больше всего находит в своем внутреннем мире и живет им, лучше всех способен охватить универсальное и соединиться с ним;
