Пребывая в еще большем смятении, нежели утром, я увидела, что на телефоне мигает сообщение голосовой почты.
– Привет, милая, это мама. Мы так давно не общались. Мы с папой хотели узнать, как у тебя дела. Ты не перезвонишь, когда будет время?
Я удивленно подняла брови. Это звучало почти... нормально. Без заламывания рук и агрессии. Такие сообщения обычно оставляла Каре ее мама. И параноидальная часть моего сознания забеспокоилась: вдруг это уловка, вдруг последние месяцы тишины — это ловушка? Когда я нуждалась в помощи или совете, то инстинктивно отвергала родителей, стараясь избежать неминуемой лекции о личной ответственности, общей информированности, важной роли ушных свечей. Теперь же некое сочетание любопытства и отчаяния заставило меня набрать родительский номер. В трубке раздались гудки, и я поняла, что соскучилась по своим старикам. Это что-то новенькое.
– Ночлег и завтрак «Духовный ветер». Чем могу вам помочь?
Оторвав мобильник от уха, я уставилась на экран, чтобы убедиться, что звоню домой.
– Простите, я, похоже, ошиблась.
– Мо? – Я услышала знакомый мамин визг.
– Мам?
– Детка! – закричала она. – Девочка моя, как ты? Я так рада, что ты позвонила. Эш, она на телефоне!
Я услышала грохот дополнительной трубки – отец вечно жонглировал ей, прежде чем приложить к уху.
– О, дорогая, мы так по тебе скучаем, – произнес Эш. – Как ты поживаешь?
– Я… Что еще за «ночлег и завтрак»?
– О, дорогая, ты не поверишь, – сказала мама. – Мы превратили нашу коммуну в духовное пристанище. Это твой папа придумал. У нас уже пару месяцев аншлаг.
– Люди у вас ночуют? И платят?
– Ну не всегда. Мы принимаем оплату в натуральной форме или в виде «трудового вклада» на ферме, но иногда, да, мы получаем наличные.
В разговор вклинился папа:
– Мы единственное полностью натуральное и веганское место для экотуризма на юго-западе Миссисипи.
– Но, откуда взялась эта идея? Ты раньше даже не заикался об экотуризме. К тому же ты ненавидишь, когда посторонние топчутся по твоему саду.
Папа хихикнул:
– Когда ты уехала, я размышлял о том, что моя девочка отправилась в странствие, и задавался вопросом, не растеряет ли она на этом пути то, чему мы ее учили? И скольким людям не повезло вырасти в таких условиях, в каких выросла ты, получая от нас ценные уроки.
Я постаралась не фыркнуть, действительно постаралась. Папа мастерски ничего не заметил и продолжил вещать:
– Я понял, что мы любим свою маленькую коммуну, и она принесет куда большую пользу, если мы откроем двери для странников, для тех, кто хочет прозреть и увидеть, что на самом деле происходит с помыслами и телами. Перестройка не заняла много времени. Немного краски, чуток усердия. У нас было несколько домиков, которые все равно пустовали. Мы все работаем. Свен готовит еду и обучает кулинарии. Сандроп преподает йогу. Твоя мама ведет курсы медитации и прогулки на природе. Несколько журналов напечатали о нас прекрасные отзывы, и теперь мы практически прогоняем гостей.
– О, никого мы не прогоняем, – возразила мама. – Когда у нас случается наплыв клиентов, мы просто селим их в твою старую комнату.
– Вы превратили мою комнату в гостиничный номер? – Сама себе удивляясь, я поняла, что мне немного неприятно представлять совершенно чужих людей, ночующих в моем укромном детском закутке. Я, можно сказать, ожидала, что родители станут хранить его как святыню. Как бы я ни ворчала, я всегда знала, что смогу вернуться домой, когда возникнет такая нужда. А теперь оказалось, мое место заняли неохиппи, жаждущие получить неудобную двуспальную кровать, утренние сеансы йоги и органическую морковную лазанью. У меня не осталось путей отступления.
Я машинально потянулась за таблетками, желая предотвратить приступ изжоги. Но кислота так и не подступила к горлу. Глубоко вздохнув, я постаралась сохранить бодрый тон.
– А гостей не смущает отсутствие стен?
– О, им очень нравится; говорят, так гораздо уютнее. Словно ощущаешь себя частью семьи. – Голос мамы звучал как-то иначе. Он был спокойным и сдержанным — раньше мама такого не проявляла. Я поняла, что родители никогда не рассказывали мне о своих занятиях так подолгу. Как правило, они либо читали мне наставления, либо засыпали вопросами о моей жизни, работе, свиданиях, и как я отношусь к переработке отходов. До меня вдруг дошло, что я совсем не интересовалась, чем живут они сами. Я стремилась лишь к одному — скорее положить трубку. На меня нахлынуло болезненное чувство вины — искреннее и заслуженное.
