Бар задумался, Форелл откинулся на перила балкона, а Деверс взглянул на бархатное небо и мечтательно подумал о Транторе.
Но вот Бар продолжил:
— Видите ли, сэр, и вы, Деверс, все думали, что победить Империю можно, разъединив императора со своими генералами. Вы и Деверс, как и все остальные, правы, но только относительно первопричины. Однако вы ошибались, когда считали, что такого разъединения можно достигнуть индивидуальными действиями. Вы лгали и пытались совершать подкупы. Вы думали о тщеславии и страхе. Но за все это вы ровным счетом ничего не получили. Кроме того, с каждой попыткой дела принимали все более серьезный оборот. И через все ваши бури в стакане воды сэлдоновская волна прибоя двигалась медленно и неумолимо, но неизбежно.
— Всеми нами, — продолжал Бар, отвернувшись и глядя на огни города, — двигала мертвая рука Хари Сэлдона: и могущественным императором, и великим генералом, моим миром и вашим.
Хари Сэлдон знал, что такой человек, как Риоз, непременно проиграет, потому что именно успех и принес ему поражение.
— Не могу сказать, что мне все стало ясно, — сухо произнес Форелл.
— Одну секунду, — неторопливо прервал его Бар. — Попробуйте понять положение вещей. Слабый генерал не представлял бы для нас никакой опасности, это очевидно. Сильный генерал при слабом императоре тоже не был бы опасен, потому что направил бы свои таланты на куда более выгодный для него объект. Опыт двухсот лет Империи показал, что три четверти всех императоров были раньше генералами или революционными наместниками. Следовательно, только при сильном императоре сильный генерал мог грозить Основанию, потому что сильного императора не так легко сместить с трона и сильному генералу приходится завоевывать себе славу на периферии Галактики. Но что делает императора сильным? Почему сильным оказался Калеон? Это очевидно. Он будет силен, если не допустит сильного подчинения. Слишком богатый придворный и слишком популярный генерал одинаково опасны. Вся предыдущая история Империи говорит об этом императору, и если он достаточно умен, то будет сильным.
— Риоз выигрывал одно сражение за другим, и император стал подозрительным. События прошлых времен заставляли его быть таким. Как? Риоз остался неподкупным?! Очень странно! Значит, у него какие-то свои планы. Как? И его самый доверенный придворный благоволит к Риозу? Очень подозрительно! Значит, и у него свои соображения. И подозрительными были отнюдь не индивидуальные поступки. Неважно, кто и что совершал. Поэтому и наши попытки оказались ненужными и тщетными. Подозрителен был сам факт УСПЕХА Риоза. И он был отозван, обвинен, проклят и предан смертной казни. Основание вновь побеждает. Не было и не будет такой комбинации, при которой Основание проиграло бы. Его победа была неизбежной: что бы ни делали мы и что бы ни делал Риоз.
Магнат Основания задумчиво кивнул головой.
— Да! А если бы император и генерал Империи был одним и тем же лицом? А? Такого случая вы не рассматривали? Интересно послушать.
Бар пожал плечами.
— Я вообще ничего не могу доказать. Я не владею математическим аппаратом. Но я взываю к вашему рассудку. Любой аристократ, просто сильный человек, любой пират мечтает о троне. Что случится даже с сильным императором, который решится вести войну на самом конце Галактики? Долго ли ему придется оставаться вдалеке от столицы? До тех пор, пока кто-нибудь не поднимет восстание и не заставит его вернуться домой. Социальная структура Империи быстро к этому приводит. Когда-то я сказал Риозу, что даже вся мощь Империи не сможет отклонить в сторону мертвую руку Хари Сэлдона.
— Прекрасно! Прекрасно!
Форелл даже запыхтел от удовольствия.
— Значит, вы предрекаете, что Империя больше никогда не сможет угрожать нам?
— Мне так кажется, — согласился Бар. — Честно говоря, Калеон II может и не дожить до конца этого года, тогда начнется драка за трон, которая будет, скорее всего, последней гражданской войной в Империи.
— Значит, — резюмировал Форелл, — у нас не остается больше внешних врагов.
Бар задумался.
— Существует и Второе Основание.
