Чарторыйский ушёл, а Шемяка не уходил.
Евфимия убрала растрёпанные волосы под шёлковый лепест, оправила на себе платье, Агафья принесла кувшин воды с тазом, отмыла израненные руки боярышни, залечила кровоточащие места снадобьем, а Шемяка стоял у двери насупленный.
По уходе Агафьи Евфимия обратилась к нему:
- Сызнова умерщвлять станешь? Князь тяжело вздохнул:
- Отжени ушедшее, думай о грядущем. Я был в одержании злых чувств. Вепрев надоумил, я не поперечил. Мой Вепрев бывает вельми свиреп. И то сказать, брата Василия до безумия жаль. Хотя на здравую голову поступок твой не сочту переветом. Старший мой братец дурьей любовью принёс тебе много бед. Ты вправе ненавидеть его.
- Ненависть ни при чём, - молвила Всеволожа. - Не упреди я московский стан, тьма бы людей погибла. Резали бы их, аки сонных тварей. Это ли «Божий суд», как вы именуете битвы ратные?
- Внезапная смерть младшего брата Дмитрия отемнила меня, - продолжил Шемяка, не желая увязать в спорах. - Как бы ни свидетельствовал послух Дементей, что бы ни нашёптывал Вепрев, не верю, будто ты хоть на столько, - сложил он пальцы в щепоть, - повинна в его кончине.
- Претят мне сии глаголы, - отвернулась Евфимия.
- Стало быть, и покончим, - согласился Шемяка, - Я пришёл известить: Софья моя больна стала, узнав о случае в Галиче. Встрёпку от любавы получил жёсткую. Велела без околичностей доставить тебя в Углич под дружескую опеку. Доверься Софье. Меня не бойся. Я рядом с ней бессилен. Отдохни, оглядись, ибо жизнь поступает с тобой немилостиво.
Евфимия долго молчала, испытующе глядя на бывшего своего казнителя, потом попросила:
- Отпусти меня прочь.
- Куда? - прищурился князь.
- К добрым людям, что будут милостивее, чем Жизнь.
Шемяка покачал головой:
- Я дал слово Софье.
Евфимия усмехнулась:
- Софья твоя - благой повод. Не хитри. Открой душу. Что замыслил, касаемо моей дальнейшей судьбы? Ведь сызмальства знаем друг друга. В дипломатике тебе ли со мной соперничать?
- Истинно так, - понурился князь. - Выложу мысли, как на духу. Дозволь лишь обосновать. Честно вспомни: всем ты не в радость. Василиус так и остался от тебя сам не свой. Отец, Иван Дмитрич, восстав за честь дочери, угодил в беду. Васёныш, как ты именуешь его, голову по тебе потерял и Божьего света не взвидел. Младший брат Дмитрий возле тебя угас. И наконец, сердце дяди Константина, защитника твоего, перестало биться…
- Мастерский подбор! - перебила Евфимия. - О тебе можно подобрать памятку похлеще. Не в этом суть. Скажи, чего ждёшь, и окончим прю.
- Жду видеть тебя в ангельском облике старших твоих сестёр, - осторожно молвил Шемяка.
Боярышня села на одре.
- Всё так, всё так, - поглядела она на внесённую Агафьей свечу слабого воска, быстро сгорающую. - Нет мне места в этом миру со смертью Дмитрия Юрьича. Подумывала отъехать к сёстрам на постриг в Тверь.
- Под Угличем есть обитель, - сказал Шемяка, - то ли Рябова, то ли Рябина…
Всеволожа вспомнила Неонилу.
- Дабы я точно знал… - приговорил князь.
- Не успокоишься, не увидев меня под куколем, - опустила голову боярышня. - Я согласна.
- Из-под Углича можешь перевестись под Тверь, - подсказал Шемяка.
Всеволожа кивнула:
- В Углич к Софье с охранышами доставишь? Князь притворил оконницу, ибо на свечной пламень собиралась обильная разноцветная погань.
- Завтра мои дружины вкупе с полком Чарторыйского двинутся на Москву. Вятчане присоединятся в пути. С Василиусом опять немирье. Опузырился, что я не помог, когда Улу-Махмет в отместку за Белев осадил Москву.
