— Смесь действительно гремучая, — согласился Феофан. — Однако, это не бредятина, как ты только что выразился. Здесь прослеживается четкая логика. Нужно просто свести все эти письмена воедино. Открою тебе маленький секрет, наш отдел уже занимался хрустальными черепами. Как раз накануне Второй Мировой. Когда наши агенты донесли, с каким рвением главный мистик рейха Виллигут охотится за ними… Ну, ты понимаешь, Сергей Валентинович, мы должны были просчитать их ходы. Ситуация в мире накалилась до предела… Пришлось перелопатить массу древних рукописей, и сложить кое-какую картинку. Вот как мне все это видится: в обряде одновременно участвует тринадцать жрецов — по числу хрустальных черепов в круге. Возле каждого черепа написано тайное орденское имя адепта. СС — приверженцы арийской традиции, поэтому имена жрецов начертаны рунами. За это предположение говорят руны возле тринадцатого, центрального черепа композиции.
— И правда, я сразу и не приметил, — произнес Сидоренко.
— Итак, — подытожил батюшка, — двенадцать жрецов посредством черепов концентрируют энергию в центральный, где она преломляется, преобразуется и поглощается тринадцатым жрецом. Который использует её для вызова пресловутой богини. Нечто подобное практиковали жрецы майя и ацтеков. Только круг у них был побольше — несколько десятков километров в диаметре, а то и поболе. Родственность обрядов сомнению не подлежит, отсюда и изобилие ацтекский мотивов.
— А при чем тогда здесь латынь? И остальное…
— Точно не знаю, но могу предположить, — после нескольких глубоких затяжек отозвался Феофан. — И латынь, и египетское письмо, и руны — всего лишь попытка реконструировать древний обряд коренных американцев с помощью подручных средств. Они просто заполнили пробелы в заклинаниях майя, похожими по эффекту, только принадлежащими другой этнической группе.
— А разве так можно? — удивился майор.
— А почему нет? — вопросом на вопрос ответил монах. — Например, в чай можно положить и сахар, и мед и варенье. А полученный от этой процедуры эффект, за исключением некоторых нюансов, можно охарактеризовать одним словом — «сладко».
— Так-то оно так, но мы-то с вами знаем, что в нашем деле подчас эти самые «некоторые нюансы» могут оказаться весьма и весьма неожиданными и неприятными… Даже опасными! — возразил Сергей Валентинович.
— Вот за что я тебя уважаю, Сереженька, так это за то, что ты прежде, чем бросаться с головой в какую-либо авантюру, десять раз подумаешь… Не то, что некоторые! Но, я думаю, что наши противники не переживают за последствия от этих самых нюансов. Я уверен, что в обряде не будут участвовать сколько-нибудь значимые фигуры, а остальными можно легко пожертвовать.
— Почему вы так решили? — поинтересовался Сидоренко. — Почему в обряде не будут принимать участие Хильшер, Зиверс и Виллигут? Ведь по заверению Семеныча именно они заварили эту кашу.
— Я не вижу здесь их орденских имен, — пояснил свою уверенность старец.
— А вы знаете их орденские имена?
— По крайней мере, Хильшера и Виллигута. Люди из нашего отдела хорошо поработали во время Нюрбернского процесса. Нам известно даже тайное имя Шикльгрубера — Книболо…
— Точно! — вспомнил Сергей Валентинович. — Виллигут — Вейстхор, одно из имен Вотана.
— Так вот, их имен здесь нет, в рунах я немного разбираюсь, — батюшка усмехнулся, — пришлось научиться.
— Так может они имена сменили? Делов-то!
— Нет, Сереженька, тайное орденское имя дается один лишь раз. И сменить его не может даже Великий Магистр — глава ордена.
— Но ведь у того же Одина было множество имен? Почему ему можно?
— Он бог, как-никак, ему многое можно!
— Типа: богу — богово, а кесарю — кесарево?
— В точку, Сережа, — скупо похвалил майора старец. — Наши старые знакомцы в этом обряде личного участия принимать не будут — отсидятся за границей измерения. Но, жертвуя телами непосредственных участников обряда, они попытаются спасти их бессмертные сущности, души…
— Да какие у них души, батюшка? — возмутился Сидоренко. — Не может у таких монстров быть души. Сущности. Черные. Гадкие… Видели бы вы, что они в Биробиджане с евреями сотворили! — Сергей Валентиныч с хрустом сжал кулаки. — А там дети, женщины, старики…
