Мария стояла у окна, глядя на улицу. «Бездействие доводит меня до безумия, – подумала она. – Из-за ребенка я не могу охотиться или ездить верхом. По крайней мере Риччио и Дарнли иногда играют в теннис».
– Вы вчера играли в рубашке, Давид? – спросила она у Риччио, носившего плотный бархатный дублет.
– Да, было довольно тепло, – ответил он. – А лорд Дарнли даже снял свою рубашку.
Показалось ли ей или он вздрогнул?
– Но вскоре ему стало холодно, – продолжал Риччио. Он отвернулся, и она не могла видеть выражения его лица.
– Сегодня нам придется вернуться к зимним занятиям, – вздохнула она. – Мы поужинаем в моих покоях. Гостям подадут мясо, так что все останутся довольны. Энтони Стэнден собирается петь с вами. Возможно, даже предсказатель придет развлечь нас.
– Предсказатель Дэмиот приходил ко мне вчера, – вдруг сказал Риччио. – Он посоветовал мне «остерегаться бастарда». Но бастард находится в Англии.
– Вы имеете в виду Елизавету? – со смехом спросила она.
– Нет, лорда Джеймса.
– В Англии полно бастардов, поэтому неудивительно, что мы подумали о разных людях. Но в Шотландии тоже полно бастардов. Двое из них будут ужинать с нами сегодня вечером: моя сводная сестра Джин и брат Роберт. Следует ли остерегаться их…
– Полагаю, лишняя осторожность не повредит.
– Тогда я прикажу им оставить любое оружие у входа, – Мария снова рассмеялась.
Зяблики, которых Дарнли подарил ей, оживленно щебетали в клетке.
Наступили сумерки, и три оставшихся Марии зажгли свечи в королевских апартаментах и стали помогать Риччио, Бургойну и Джону Битону, родственнику Мэри Битон, который служил во дворце, накрывать стол в маленькой комнате за спальней королевы. Там было теплее, чем в спальне, а тяжелые портьеры защищали от сквозняков. Пока Мэри Флеминг пела, а Риччио играл на лютне, Марии показалось, что во дворе поднялся странный шум: послышались низкие рокочущие звуки и приглушенные голоса. Но когда она выглянула из окна, то не заметила ничего необычного в сгустившихся сумерках. Какие-то силуэты двигались внизу, но их было очень мало.
Пришли Джин и Роберт Стюарты, которые принесли корзины с апельсинами и инжиром.
– Особое лакомство из южной Франции, – пояснили они. – Торговец из Мюррей-Клоуз только что получил их!
Они стали выкладывать лучшие фрукты на тарелки.
– И не догадаться, что на дворе Великий пост!
– Еще будет мясо, – сказал Бургойн и подмигнул им. – Как лечащий врач королевы, я прописал его.
– А как быть с остальными? – спросила Джин, поддразнивая его. – Наша телесная немощь тоже требует мясо.
– Я бы рекомендовал это, мадам, – серьезно ответил врач.
– Давайте рассаживаться, – предложила Мария. – Вот идет Артур Эрскин, капитан стражи, и Стэнден, паж моего мужа. Теперь все в сборе.
– Восемь человек в таком тесном крольчатнике, – Джин покачала головой. – Вам нужно завести большую личную столовую, дорогая королева.
– Мы можем разместиться здесь, – настаивала Мария.
В конце концов все расселись по местам, ерзая и подталкивая друг друга локтями. Вскоре вино приободрило их, и ужин стал похож на веселую игру, наподобие пикника под крышей.
– Выпьем за окончание Великого поста! – предложил Эрскин и поднял бокал. – Пусть это случится поскорее!
Все рассмеялись и выпили.
– Мне кажется или этот пост продолжается гораздо дольше сорока дней? – спросил Джон Битон. – Никогда еще время не тянулось так долго, а март – очень длинный месяц.
– Ненавижу март, – заявил лорд Роберт. – Это мой самый нелюбимый…
Снаружи послышался какой-то шорох, Мария оглянулась и увидела Дарнли, стоявшего в дверях. Он ничего не говорил, просто смотрел.
– Вы уже поужинали, милорд? – спросила она, постаравшись скрыть удивление. – Прошу вас, присоединяйтесь к нам.
Дарнли больше не приходил в ее покои и никогда не ужинал с ней. Спиральная лестница, соединявшая их спальни, давно не использовалась.
– Я уже поел, но побуду с вами, – он положил руку на ее талию и наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Риччио, подвиньтесь и освободите место для милорда, – велела Мария.
Но тут она заметила потрясенное выражение на лице Риччио и обернулась посмотреть, в чем дело. В дверях стоял лорд Рутвен. Его лицо было изжелта-белым, как старая простыня, а в глазах полыхал багровый огонь, словно у адской гончей.