Микстура возымела действие и сделала ее сонной, а мысли бессвязными. Но схватки шли своим чередом и заметно участились. Она слышала, как врач произнес: «Теперь нужно быть готовыми!» взволнованным, но расстроенным тоном, и почувствовала холодный край медного таза, подставленного снизу.
– Толкайте! – говорил он, но она не подчинилась ему и отчаянно пыталась удержать некую форму, готовую отделиться от нее. Эта форма двигалась вниз, несмотря на все попытки помешать этому. Она сжимала мышцы так плотно, как только могла, при этом выкрикивая бессвязные мольбы. Но процесс родов неумолимо продолжался, и через минуту врач держал в руках окровавленный скользкий комок. За ним быстро последовал второй, пока Мария извивалась и плакала.
– Близнецы! – удивленно произнес он. Крошечные существа появились на свет так рано, что у них не было никаких шансов выжить. Он аккуратно обмыл их и увидел, что оба ребенка мужского пола. Потом он завернул их в мягкую фланель, как раз в тот момент, когда Мария слабым голосом потребовала показать их ей. Мэри Сетон, стоявшая рядом с ней, держала ее за руку и пыталась успокоить.
– Вы знаете, что они родились преждевременно, – сказал врач.
– Дайте мне увидеть их! – всхлипывала Мария.
– Это не рекомендуется… – начал он, но Сетон кивнула.
– Дайте ей увидеть их. Ничто не может повредить ей больше, чем то, что уже случилось.
Он неохотно протянул маленький сверток и показал Марии мертворожденных детей. Она тупо посмотрела на них, потом протянула дрожащую руку и прикоснулась к каждому из них. Затем закрыла глаза и упала на подушку. Врач унес сверток.
– Вы похороните их, не так ли? – спросила Мэри Сетон. – Погребите их достойно.
Врач кивнул.
– Хорошо, если желаете, – он оглянулся на королеву. – Боюсь, ей понадобится много времени для полного выздоровления. Пусть отдыхает. Позовите меня, если что-нибудь случится.
Врач едва успел допить бокал вина перед сном, когда к нему пришла Мэри Сетон.
– У нее сильное кровотечение, – сказала она. – Оно началось внезапно и не останавливается.
Врач торопливо пересек двор замка и направился в круглую башню. Когда он поднялся наверх, кровать уже промокла от крови, которая продолжала течь. Он действовал так быстро, как только мог – он поднял ноги Марии, обернул место кровотечения чистой тканью и напоил ее микстурой из сушеного тысячелистника и репейника, смешанных с вином. Лишь к середине ночи кровотечение наконец остановилось. Но к тому времени Мария была смертельно бледной и так обессилела, что едва могла двигаться. Врач боялся, что в таком ослабленном состоянии лекарство возьмет верх над ней и она погрузится в беспамятство и, возможно, умрет.
К утру она то приходила в себя, то забывалась сном, ее глаза оставались закрытыми, несмотря на все усилия приоткрыть их. Борьба казалась бесполезной и бессмысленной. Дети умерли, Босуэлл пропал… но как ни странно, она продолжала удерживаться на краю тьмы – мягкой, дружелюбной, обволакивающей тьмы, которая снова манила ее. В конце концов, она хотела жить.
Мария лежала весь день, наблюдая за тем, как солнечный свет переходит от одного окна к другому вслед за движением светила. Мэри Сетон принесла ей суп, белый хлеб тонкого помола и красное вино, чтобы возместить потерю крови. Она лежала так же вяло, как алый шарф, наброшенный на стул, и чувствовала себя такой же невесомой и полупрозрачной.
«Моих детей больше нет, – думала она. – Как странно думать о детях, а не о ребенке. Мальчики. Они бы стали принцами, и если бы они унаследовали хотя бы половину силы и мужества Босуэлла, то прославились бы в исторических анналах Шотландии. А теперь… возможно, теперь у нас больше не будет детей», – подумала она, и горе, острое, как родовые схватки, снова пронзило ее.
«Босуэлл, Босуэлл… где ты? Я верила, что ты сможешь услышать мысли. Но теперь я даже не знаю, где ты.
Я совершенно одна. Раньше я никогда не оставалась в полном одиночестве. Рядом всегда находился кто-то, какой-нибудь мужчина, на которого я могла полагаться. Мои дяди во Франции. Лорд Джеймс. Риччио. Потом Босуэлл. Я всегда советовалась с ними, позволяла им направлять меня. Я никогда не была предоставлена самой себе, и мне не приходилось опираться только на свои знания».