– Может и дойти, – он повернулся и взял ее за руки. – Я буду сражаться, насколько хватит сил, но всегда случаются неожиданности. Богам нравится удивлять нас.
Наблюдая за выражением ее лица, он добавил:
– С тех пор как я стал изучать римскую военную историю, когда я думаю об их кампаниях, то становлюсь язычником. Я думаю о Юпитере, Аполлоне и Марсе – обо всех трюках, которые они разыгрывали с людьми, – и только потом о поле боя.
– Кто же ты тогда, в твоем воображении? Марк Антоний, Цезарь или Октавиан? – она могла видеть его по праву занимавшим место среди них благодаря храбрости, силе и стратегическому воображению.
– Ни один из них. Смертные в игре меняются, лишь боги остаются неизменными. Я – никто, кроме самого себя.
* * *
По сигналу от Мейтленда лорды Конгрегации устремились в Эдинбург: Мортон, Хоум, Атолл, Гленкерн, Линдсей и молодой сын Рутвена. Лорд Эрскин оставил маленького принца в Стирлинге и присоединился к ним. Даже зловещий Керр из Кессфорда, помилованный Марией во время суда, примкнул к мятежным лордам.
Мейтленд связался с Бальфуром в Эдинбургском замке с предложением присоединиться к ним и получить прощение за любое возможное участие в убийстве Дарнли, о котором слишком много говорили, чтобы можно было и дальше скрывать это. Тот согласился. Потом они с Мейтлендом заключили соглашение, представившее ход событий с точки зрения лордов и гласившее:
«Сэр Джеймс Бальфур из Питтиндреха – рыцарь, чиновник Королевского архива и хранитель Эдинбургского замка, уведомленный об опаснейшем состоянии Ее королевского Величества и угрозе, которая может возникнуть для Шотландии, – руководствуясь общими с нами побуждениями, теперь и отныне обязуется помогать и содействовать нам и любым из тех, кто содействует наведению порядка в Эдинбургском замке, способствовать нашим планам и предприятиям. Он готов это сделать при условии, что его честь будет сохранена после нашего вступления в город Эдинбург.
Таким образом, мы заключаем договор о его поддержке и признании его невиновности во всех предыдущих деяниях, о его преимуществах и предпочтениях во всех почестях и званиях, особенно в сохранении и продолжении его обязанностей хранителя Эдинбургского замка».
На следующий день, 20 июня, лорды опубликовали собственную прокламацию и огласили ее у Меркат-Кросс. Они утверждали, что «намерены предпринять освобождение достопочтенной королевы от плена и угнетения, которому она уже долгое время подвергается от рук убийцы своего мужа, узурпировавшего власть в ее королевстве, а также покарать Босуэлла за жестокое убийство покойного короля Генриха, за надругательство над королевой и ее насильственное заключение».
Люди начали стекаться под мрачное знамя лордов – штандарт с изображением Дарнли, распростертого под деревом, и маленького принца Джеймса, умолявшего: «Отомсти за меня, Господи!» К ночи они привлекли на свою сторону более тысячи человек. Лорд Хоум и Мортон решили совершить ночной марш к замку Бортвик и застать Босуэлла врасплох в темноте, прежде чем он достигнет Приграничья. При свете факелов тысяча двести человек устремились прочь из города.
* * *
Босуэлл лежал в темноте без сна. Мария лежала рядом с ним на массивной, изъеденной жучками деревянной кровати в верхней комнате башни. По ее ровному дыханию он знал, что она спит, но сам не мог уснуть, хотя снаружи доносились успокаивающие звуки раннего лета: шелест листьев, уханье сов и отдаленные крики фермеров, бузивших в придорожной таверне. Ночь казалась опасной.
Он издалека услышал звук приближающейся армии – безошибочно узнаваемый ровный топот марширующих людей – и быстро встал с кровати. Натянув штаны, он выглянул в окно. Пока ничего не было видно. Тогда Босуэлл вернулся к кровати и разбудил Марию.
– Они идут, – тихо сказал он. Она мгновенно проснулась.
– Где?
– Я слышу их на дороге. Похоже на большой отряд.
Она тоже выбралась из постели и подошла к окну. Теперь вдалеке появились огоньки многочисленных факелов.
– Одевайся, – велел Босуэлл. – Я скажу, что нужно сделать. Они хотят поймать меня в ловушку и скоро окружат башню. Удержи их здесь. Я уйду через задние ворота.
