Мария попросила Мэри Сетон принести настой липового цвета, чтобы сполоснуть плечи и шею. Было уже поздно, и она собиралась в постель. Теперь ей требовалось больше спать, и, честно говоря, она была рада немного побаловать себя.
Тонкий аромат липового цвета навевал сон, и ей нравилось закрывать глаза и представлять себя на цветущем летнем лугу.
– Спасибо, дорогая Мэри, – сказала она, взяв узкую стеклянную бутылочку. Жидкость в ней имела бледно-розовый оттенок. Мария налила немного на ладонь и стала медленно втирать ее в шею, чувствуя, как расслабляются мышцы.
– Мне вернуться попозже для молитвы? – спросила Мэри Сетон.
Они часто читали молитвы по четкам перед сном, но после свадьбы Марии этот обычай прервался. В последнее время, когда Дарнли уходил куда-то по вечерам, они вернулись к прежнему занятию.
– Да, – ответила Мария.
Оставшись одна в спальне, она еще некоторое время втирала лосьон в шею и плечи, а потом почитала стихи дю Белле.
Si notre vie est moins qu’une journée
En l’éternel, si l’an qui fait le tour —
Chasse nous jours sans espoir de retour…
О, если б жизнь была короче дня
В мгновенье вечном, если бы небес вращенье
Не возвращало к прошлому меня…
Дверь распахнулась, и на пороге появился Дарнли. Он остановился и тяжело привалился к косяку.
– Итак, ты одна, – начал он. Его голос был громким, а тон обвиняющим. Он вошел и с грохотом захлопнул дверь.
– Да, но ненадолго. Скоро я ожидаю… – она закрыла книгу, собираясь обнять его.
– Ага, так ты ждешь гостя? Ну что ж, отпусти его! Ты знаешь, кого я имею в виду! – Дарнли рывком двинулся к ней.
Только не это! Он опять напился! Сердце Марии упало, но в то же время она пришла в бешенство. Ее тихий вечерний ритуал теперь пропал безвозвратно.
– Нет, не знаю, – она попятилась.
– Иди сюда! Не бегай от меня! – он схватил ее за плечи и прижал к себе. Она ощущала его возбуждение точно так же, как в тот раз, когда он напал на нее в походном лагере. Он начал срывать с нее одежду, но был настолько пьян, что не смог даже этого.
– На колени! На колени, и обслужи меня! – он схватил ее за голову и попытался наклонить к своим ногам. Она отшатнулась и влепила ему крепкую пощечину.
– Ты пьян! – закричала она. – Как ты посмел в таком виде ворваться в мою спальню?
– В твою спальню? В твою спальню? – произнес он дрожащим монотонным голосом. – Что такое «твое» и «мое»? Разве мы не одна плоть? Разве муж не един со своею женою?
Он прыгнул вперед и попытался ухватить ее, но она легко увернулась. Когда Дарнли упал, Мария едва сдержалась, чтобы не пнуть его. Ее охватила дрожь. Попятившись, она подошла к двери спальни.
– Отведите короля в его покои, и пусть его слуги позаботятся о нем, – ровным голосом приказала она.
Когда слуги взяли Дарнли под мышки и уволокли прочь, Марию неудержимо затрясло от гнева и нервного напряжения.
Когда ее муж напивался, он превращался в чудовище. И эта ситуация продолжала только усугубляться, потому что он стал выпивать гораздо чаще, чем раньше. Теперь ей придется держать дверь спальни запертой. Все еще дрожа, Мария вошла в спальню и повернула в замочной скважине большой железный ключ. Потом закрыла на засов дверь, выходившую на спиральную лестницу.
Дарнли подергал дверь, ведущую в спальню Марии, но она была заперта. До сих пор он даже не думал о предположении Арчибальда Дугласа, будто с их браком что-то не в порядке. На самом деле он хотел опровергнуть коварные инсинуации Дугласа, когда поднялся по спиральной лестнице между спальнями, тихо подошел к двери и осторожно взялся за дверную ручку. Прижав дверь к косяку, чтобы заглушить звук, он повернул ручку и толкнул ее. Никакого движения. Дверь заперли изнутри. Раньше Мария никогда так не поступала. Дарнли приложил ухо к массивной деревянной створке, где не было замочной скважины, через которую можно было бы заглянуть в комнату. Он ясно расслышал мужской и женский голоса: Мария и Риччио.
Он почувствовал физическую боль и привалился к двери. Его предали.
Или нет? Может ли существовать другое объяснение?
Но тогда зачем запирать дверь?
Нет, иного объяснения, кроме того, на которое намекал Дуглас, быть не могло.
