Гео слегка покраснел. Можно считать, что Цыплёнок деликатно наме кнул на одно из его пристрастий, от которого молодой следователь не только не собирался избавляться, но наоборот. Вести беседу так, чтобы войти в доверие к людям, даже «играть в театр», то есть надевать на себя какую-нибудь маску, если это нужно, а потом рассуждать, сопоставлять это был один из излюбленных приёмов Гео в поисках истины. До сих пор он в нём не разочаровался, тем более что такой приём отвечал его слегка романтической натуре. Он любил майора, у них было много общего, но Гео даже себе не смел признаться, что помимо прозвища Цыплёнок он имеет для майора про запас второе прозвище — Сухарь.
— Оставим пока в стороне вопросы наследственности и влияния среды, — тихо начал Гео и тут же буквально взорвался: — Но вы же не сможете отрицать, что мать и дочь, хотя совершенно не были похожи внешне, душевно были очень близки друг другу, это факт! И я сейчас попробую доказать это!
Гео заговорил быстрее. «Оседлал своего конька, — майор с усмешкой глядел на него, — теперь не остановишь…»
— Мне даже в голову не могло прийти ничего такого, и вдруг — нате! — удочерённая! Чёрт возьми, я разговаривал о них со многими людьми, неужели никто не был посвящён в эту тайну? Стаматовы клялись, что никто, кроме них, ни о чём не подозревает. Да они и сами никогда бы не догадались, если бы Кристина, придя однажды в отчаяние от очередного фортеля девчонки, не «выплюнула камешек», заклиная соседей молчать как могила. «Я рассказала, потому что доверяю вам и люблю вас…»
Нелчиновы переехали в дом на Леонардо да Винчи с окраины, когда Эмилия была совсем крошкой. Их прежние соседи, которые наверняка что-то знали, рассеялись кто где в разных районах, так как старые дома подлежали сносу. Постепенно все потеряли друг друга из виду, и можно было надеяться, что тайна удочерения навсегда останется тайной. Один только человек до смерти страшил Кристину — «эта сплетница с первого этажа, как бы она чего не пронюхала, тогда наверняка расскажет дочери». А что касается причины удочерения, она более чем понятна. Дело тут не только в законном желании бездетной матери наполнить дом детским смехом. Кристина не видела другого способа «привязать» Дишо и надеялась, что заботы и тревоги о малышке заставят его перестать бегать за каждой юбкой. Какое там! С Эмилией он возился, отводил её в детский садик, покупал игрушки, а вечером… Иной раз являлся под утро. Скандалы, плач… И в результате связался со страхолюдиной — в подмётки Кристине не годится, кухаркой— у неё служить недостойна! Но — должна была родить его собственного ребёнка! «Какое же тут имеет значение её внешность? Пусть уродина, но настоящая мать…» Это Кристина сквозь рыдания говорила Стаматовым. Она навсегда вычеркнула мужа из жизни, но думать и говорить о нём не переставала и плакала, плакала… Потом и плакать перестала, замкнулась, осунулась, высохла, а в глазах — мука и ярость, ярость и мука. Вот тогда она стала очень похожа чем-то на дочь… Но самое интересное, представьте, — у неё появилась тьма поклонников: клиенты, почтенные люди из нашего квартала. Звонили ей беспрерывно, но она отсекала их, как сорняки с грядки.
— Ну и ну! — рассмеялся Цыплёнок — что он, этот Дишо, из золота сделан, что ли?
— Какое там из золота! — всерьёз возмутился Гео, будто был лично знаком с «героем». — Любезные супруги Стаматовы не сказали бы даже, что он из пластмассы. Говорят — хоть бы красавец был, ничего подобного! Только какой-то мягкий жар в глазах и густые волосы. «Может быть, дело в скрытых достоинствах», — сказала инженерша, слегка покраснев и виновато глядя на мужа. Но глава семьи возмутился: дескать, откуда тебе знать. Мы поговорили немного о случаях, когда замечательные женщины хранят верность мужьям-ничтожествам и страдают от их измен. А потом Стаматов очень убедительно доказал, что в поведении Кристины нет ничего удивительного, другим оно и быть не могло. Её чувство долга и ответственности, способность без всякой выводы взвалить на себя непосильную ношу, её преданность и самопожертвование заставили женщину отречься от себя, поставить крест на своей жизни и пойти даже на преступление ради единственного оставшегося у неё любимого существа — приёмной дочери. Вообще товарищ инженер очень умело старался повысить акции Кристины, не забывая, конечно, о том, насколько обесценены были эти акции судом и тюрьмой.
