— Особенно если предположить возможность ещё одного выстрела прямо в сердце: скажем, кто-то узнал о происхождении Эмилии и «сердобольно» посоветовал девушке не так уж убиваться по матери, потому что она не настоящая её мать.
— Выдумаете?
— Я допускаю это. Мало ли злых людей окружает нас? А если этот кто-то ещё и рассчитывал на то, что девочка совсем разум потеряет? Дьявольски точный расчёт — она действительно дошла до предела. Прыгнула с Моста в бурное море и исчезла, нет её больше… По крайней мере в данный момент. Майор замолчал, пристально глядя на своего помощника. — Не притворяйся удивлённым! Мы с тобой не первый год знакомы. Думаешь, я не знаю, что и у тебя в голове те же мысли?
Гео сидел как громом поражённый. Что значит это «по крайней мере в данный момент»? Неужели… неужели и Цыплёнок предполагает, что… Нет, пока оставим это, займёмся вопросом, могла ли Эмилия узнать тайну своего происхождения.
— Да, признаюсь, и я думал о реакции Эмилии на раскрытие тайны. Я даже вспомнил формулировку статьи 145, параграф второй: «Тот, кто разглашает тайну усыновления с намерением причинить вред усыновлённому…» Но Стаматовы?…
— Слушай, оставь ты этих Стаматовых.
— Я к тому, что они уверены: если бы что-то подобное случилось, они наверняка узнали бы об этом. Правда, Эмилия постоянно отвергала все их попытки приласкать её, помочь ей. Они для этого шли даже на невинную ложь, например, говорили ей: «Эми, мама платила за наш телефон, мы должны тебе деньги» или «Мы одолжили у мамы двадцать левов, когда покупали счётчик, возьми их, Эми». Ничего не помогало, ни стотинки не желала она брать. И вообще с момента ареста Кристины до появления отца и отъезда с ним на море поведение Эмйлии не менялось: она сторонилась людей, сидела одна в квартире, никого к себе не пускала, на звонки не отвечала, выходила только за хлебом, молоком и зеленью. Так вот, неужели она, при её-то темпераменте, могла бы так спокойно отреагировать на ошеломляющую новость, если бы ей кто-то нашептал об этом?
Цыплёнок иронически скосил глаза на Гео:
— Значит, ты решительно отбрасываешь такую возможность?
— Нет. И главное — из-за ободранного семейного альбома. Стаматовы знали, что изображения Дишо были изъяты отовсюду, они даже могли точно сказать, когда он был подвержен «экзекуции» — перед тем, как Кристину вызвали в суд на бракоразводный процесс. Они, однако, понятия не имели о том, что и фотографии Эми исчезли из альбома. Кто их взял? Зачем? Судя по следам от клея, её фотографии вынуты гораздо позже, но ни в коем случае не в последнее время. Мне кажется, это может быть только делом рук самой Эмилии. Но для чего она это сделала? Чтобы доказать, что она больше ничего общего не имеет с матерью-преступницей, из-за которой всё пошло прахом — любовь, экзамены, будущее? Только для этого? А не логичнее ли предположить, что именно в тяжкие дни до неё неизвестными пока путями дошло-добежало: ты, милая, чужая кровь! И первая реакция — зачеркнуть, уничтожить себя, ни следа не оставить от тех времён, когда она жила бок о бок с этими людьми, так чудовищно обманувшими её. Потому и картины, и книги, и кукол выбросила из своей комнаты — всё, что напоминало о прежней жизни. Может быть, именно тогда и зародилась мысль исчезнуть, чтобы наказать, бросить им в лицо это как пощёчину. Ну, а потом обстоятельства подвели девочку к услужливому морю, которое готово было поглотить её…
— Ты имеешь в виду отсутствие трупа? — произнёс через плечо Цыплёнок. Он снова стоял у окна в своей излюбленной позе, потом вдруг резко повернулся и заговорил быстро, с раздражением:
— Послушай, с какой бы стороны мы ни заходили, мы всё время будем вертеться вокруг собственного хвоста, пока ты не найдёшь свою пассажирку! «Поздравляю вас, господа, вы невероятно умны, у вас поразительное чутьё — да, это я…» — вот что нам надо услышать!
— Эмилия?… Товарищ майор, может, не будем играть друг с другом в прятки? Вы ведь это хотели сказать? Потому что если это так, то все остальные вопросы тут же будут сняты.
Майор успокоился и снова стал самим собой. Иронически усмехаясь, он покачал головой: экий ты быстрый!
