— Представляю, особенно если ты так настаиваешь на «знакомом подъезде».
— Конечно, может я и тут не прав, но быстрота, с какой, она исчезла, говорит о том, что ей хорошо знаком этот дом — небось, тысячу раз вбегала в эту дверь И выбегала из другой.
… — Да-да, я просто рунами развожу. Уже сворачиваешь паруса, а всё ещё вертишь-крутишь…
— Я сам себе удивляюсь, товарищ майор! Всё вспоминаю, как я разыскивал женские следы на паласе в прихожей их квартиры. Духи, как известно, следов не оставляют.
— Смотря какие… Единственный способ освободиться от сомнений — снова встретиться с твоей копией Эмилии, она лучше всех объяснит, кто она и как её зовут. Тут любые сведения о мёртвой могут помочь, даже самые, на первый взгляд, незначительные. Вроде это не наше дело, не по нашему ведомству, но считай, что нам поручило его высшее начальство и даже установило, срок — примерно две недели.
— Прекрасно! Когда мне ждать вас в Пловдиве? А то по телефону, простите, это полдела…
— Я не смогу приехать, Филипов. Неужели ты думаешь, что генерал меня отпустит по такому поводу? Да и как я расскажу ему? Но ты всё-таки послушай, что ввело меня в заблуждение и даже насторожило — это меня-то, такого скучного, практичного человека. А всё ты виноват, твои открытия. Так преподнёс их, что… Ну, возьмём, например, определение, которое дала Эмилии соседка. Как там?
— Шалавая.
— Вот-вот. «Дикая, всегда дикая, дети страдали от неё», так? А ты сколько раз называл свою пассажирку дикаркой? Дальше. «Важная, надутая, как сыч, смотрит тебе прямо в глаза и молчит. — Это по словам соседки. — Никого не узнаёт, проходит мимо, как сквозь пустоту». А совсем недавно командовала всем кварталом и целыми днями торчала на улице. Стало быть, из одной крайности в другую. Но эта, назовём её, метаморфоза чисто внешняя. Эмилия ведёт себя на людях так, а за закрытой дверью иначе — это следует уже из рассказа горничной отеля на Золотых Песках.
Отец объясняет её неровное поведение, с одной стороны, слишком тонкой нервной организацией, а с другой — свалившимися на неё в последнее время несчастьями, из которых я лично на первое место ставлю арест матери.
— Разделяю ваше мнение по поводу матери. И ещё вот что. Человек не может разлюбить в одну минуту. Эмилия порвала с Длинными Ушами только по этой причине — из-за преступления матери, от стыда и из гордости; мне кажется, она поступила бы так же, если бы парень не был сыном большого начальника. На экзамены в институт она не явилась, чувствовала себя одинокой, всеми брошенной, без всяких надежд на лучшее. Зачем тогда жить, для чего, какой смысл? Другое дело — привести свой замысел в исполнение, на это немногие решатся…
— Ну, я же говорил тебе, что мы думаем в одном направлении! Она, конечно, очень странная девушка, и рассматривать её характер в рамках средней нормы просто невозможно. Я как представлю себе её «танцующей» на перилах моста перед тем, как кинуться в море, меня просто дрожь пробирает. Что бы там ни было, воображаю, как чувствовал себя отец при этом… Тем более незадолго до этого они ссорились, и он наверняка считал себя виноватым в том, что у неё разгулялись нервы.
— Нет, они не ссорились. Вы же помните, отец всё больше молчал, говорила она. Что она могла ему говорить? Наверно, вот что: «Не хочу, чтобы ты искал мне работу, не хочу получать от тебя деньги. Сама справлюсь. Не поеду к вам в Алжир, не нужны мне ваши тряпки, не хочу видеть твою вторую жену и не увижу, пока жива». Ну и так далее в том же духе. Очень жаль, что варненские следователи не выяснили у этого Дишо, из-за чего они ссорились на самом деле.
— А если продолжить «гадание на кофейной гуще», то мысль о самоубийстве могла зародиться у неё ещё в Пловдиве — может быть, вскоре после несчастья с матерью, а появление ненавистного папаши положило предел всем колебаниям. «Я сделаю это у него на глазах, пусть всю жизнь мучиться!» Ты согласен? Дальше. Можем ли мы упрекнуть отца в том, что он не догадывался, какое страшное испытание уготовано ему? И да, и нет. Он всё же мог задуматься над тем, почему Эмилия так резко переменила решение — то категорически не хотела ехать с ним на курорт, а то вдруг — «Давай, поехали». Вместо того, чтобы удивиться и поискать причину этого поворота на сто восемьдесят градусов, наш Дишо, радостно потирая руки, стал собираться: миссия его в Пловдиве завершилась успешно, дочка на пути к тому, чтобы простить ему развод и второй брак, она в конце концов поймёт, что он может быть ей полезен. Не надо забывать ещё и то, что люди, работающие за границей, очень вырастают в собственных глазах и думают, что и другие смотрят не них так же… Но вернёмся к главному вопросу. А если всё-таки допустить такой вариант. В душе её глубоко затаилась боль, породившая мотивы, по которым она решила как бы исчезнуть и переродиться… Может такое быть? Я бы хотел, чтобы ты как первооткрыватель ответил мне, тем более что у меня уже язык заболел.
