— Удружил, нечего сказать. Теперь они с меня не слезут. Могу себе представить, как этот стервец: умилится, когда журналисты ему расскажут о «гениальном» компромиссе. От радости он сегодня же помчится, распушив хвост, в «Шанхай».
— Прекрасно. Ты мог бы составить ему компанию.
— Слишком много для него чести. Видеть его радостную, самодовольную физиономию? Нет уж, увольте.
— Что удалось выяснить в комиссии?
— Там хранится единственный экземпляр снимка Баумфогеля, но как он к ним попал, им неизвестно. На обратной стороне фотографии надпись: «Рихард Баумфогель, палач Брадомска?» Архивист утверждает, что знак вопроса поставил не Рушиньский, который был у него за несколько дней до меня. Он понятия не имеет, кто это сделал. Снимок пролежал у них двадцать с лишним лет. Что касается самого Баумфогеля, то польские власти требовали выдачи этого военного преступника; однако американцы, которые после войны оккупировали часть Западной Германии, ответили, что Баумфогель погиб в Курском сражении. Позже Главная комиссия по расследованию гитлеровских злодеяний в Польше, не очень доверяя информаций американцев, пыталась ещё раз выяснить, где находится гестаповец, и получила от властей ГДР в Берлине такой же ответ. Рушиньский, конечно, всё это разузнал и сумел запастись копиями обоих ответов.
— Правильно сделал — ведь он как-никак защитник Баумфогеля и наверняка попытается заставить судей усомниться в достоверности результатов экспертизы лаборатории криминалистики.
— Ничего у него не выйдет.
— Я тоже так считаю. Тем не менее мы должны раздобыть как можно больше свидетельств, подтверждающих тождество нашего подозреваемого с гестаповцем, творившим свои чёрные дела сорок лет назад. Не следует придавать большого значения ответам как американцев, так и немцев. В обоих содержатся ссылки на списки и личные дела сотрудников СС; на документы, которые гитлеровцы не успели уничтожить. Они лишь доказывают, что Баумфогель слинял из армии так ловко, что ухитрился имитировать собственную смерть.
— Или же она была имитирована его вышестоящим начальством, направившем гауптштурмфюрера СС в качестве шпиона в партизанский отряд, а затем в Войско Польское.
— Такую гипотезу нельзя сбрасывать со счетов, — согласился полковник Немирох, — хотя в данный момент у нас нет никаких доказательств её правильности.
— Завтра, по согласованию с прокурором, мы проведём очную ставку Юзефа Бараньского с нашим арестованным. Писатель пока единственный, кто видел Баумфогеля во время дополнения им служебных обязанностей в Брадомске.
Эту очную ставку милиция готовила особенно старательно. Выбрала девять сотрудников одного роста с Баумфогелем и приблизительно одинакового возраста. Постарались, чтобы они по возможности походили на бывшего шефа гестапо: все как один — шатены, все с голубыми глазами. Всех, в том числе и Баумфогеля, одели в светлые плащи. Пригласили из одного варшавского театра парикмахера-гримёра, который всем девяти статистам этого спектакля нарисовал красной тушью родимые пятна на лице: на лбу, на правой или левой щеке, под глазом, на подбородке. Нарисованные родимые пятна имели разную форму: одни были похожи на удлинённую гусеницу, другие напоминали треугольник или круг. Разнообразие достигалось и их размерами: некоторые разместились чуть ли не на всей щеке, другие не превышали в длину двух сантиметров, третьи были величиной с монетку в один грош.
Всех десятерых построили в один ряд в хорошо освещённом коридоре. После этого Бараньский в сопровождении подполковника и прокурора Щиперского, который не мог отказать себе в удовольствии участвовать в этом мероприятии, дважды прошёл вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица.
— Что скажете? — спросил прокурор.
— Третий, если считать с конца, — Баумфогель, — категорически заявил автор книги «Я пережил ад и Освенцим». — Ошибиться я не мог.
— Он больше напоминает вам Баумфогеля, каким вы видели его в Брадомске, — осторожно спросил прокурор, — или человека, который изображён на фотографии в вашей книге?
Писатель задумался.
— Вы задаёте трудный вопрос. Я вижу огромное сходство этого человека с той личностью, которая изображена на снимке в моей книге. А поскольку мне известно, что та личность — Рихард Баумфогель, подсознание автоматически накладывает образ гестаповца, каким я запомнил его в брадомской тюрьме, на человека, которого я только что опознал, и на его фотопортрет. Я уже говорил пану подполковнику, что никогда не видел Баумфогеля в мундире. Он всегда носил штатскую одежду.
