— Ловко скроено, — заметил Бараньский. — Все даты удивительно сходятся. Может, в этой истории есть какая-то доля истины?
— Какая же, по-вашему?
— Гитлеровцы неоднократно пытались внедрять в партизанские отряды своих людей. Баумфогель с его прекрасным знанием польского языка мог быть идеальным немецким агентом.
— Пожалуй.
— После поражения аковцев, развивал сбою мысль Бараньский, — наш «партизан» мог получить новый приказ: проникнуть в регулярные части Войска Польского, чтобы там продолжать свою шпионскую миссию.
— Складно получается.
— История военной разведки знает сотни таких случаев.
— Надо бы ещё добавить, что наш клиент не боялся рисковать своей жизнью, был дважды ранен, награждён двумя «Крестами Храбрых» и даже орденом «Виртути Милитари». Зачем шпиону так рисковать? Как офицер милиции я обязан проработать все версии этого загадочного дела.
— На ваш вопрос тоже можно легко ответить. Гитлеровский шпион или попросту дезертир из дивизии войск СС в один прекрасный момент понял, что «Гитлер капут» и пора искать безопасное убежище в Польше. Ведь в фашистской Германии дезертиру грозила смерть через повешение. В Гданьске гитлеровцы украсили такими «фруктами» почти все деревья вдоль дороги, связывающей Гданьск с Оливой. Долго ещё после войны гданьчане называли эту дорогу Аллеей повешенных. Наверно, Баумфогель чувствовал себя в Войске Польском намного безопаснее, чем среди своих соотечественников. Чтобы эту безопасность упрочить, необходимо было проявить себя с лучшей стороны в боях. Я лично не верю в волшебные превращения ренегатов. А именно таким ренегатом и был Баумфогель, отец которого происходит из силезских шахтёров, а мать — коренная полька из Сосновца.
— Я вижу, вы достаточно хорошо информированы о моём подопечном.
— В таком вот разговоре многое всплывает в памяти. Если бы не наша беседа, я вообще бы никогда ни с кем не стал делиться подробностями, касающимися этой личности. Ведь ни в своих научных трудах, ни в воспоминаниях я не писал специально о Баумфогеле. Упомянул о нём раза два лишь на страницах своей последней книги, причём буквально в нескольких словах.
— Да, но вы поместили его фотографию.
— Она тоже оказалась в этом издании довольно случайно. Просто мне не попался никакой другой материал о Брадомске, а этот снимок был крупный и прекрасно сохранился для репродуцирования.
— Где сейчас оригинал?
— Я взял его на время, правда не без некоторых трудностей, в Главной комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний в Польше, сделал с него несколько копий и вернул.
— Нет ли у них каких-нибудь других материалов, имеющих отношение к Баумфогелю?
— Не знаю. Не проверял, так как специально этой личностью не интересовался.
— Вы слышали что-нибудь о его «подвигах»?
— Боюсь, что нет. Я ведь жил не в самом Брадомске, а в деревне. Впрочем, кто-то мне говорил, что именно он выбрал место над рекой Вартой, где гитлеровцы расстреливали заключённых.
— А сам он участвовал в этих экзекуциях?
— Этого я не могу вам сказать. Меня арестовали в июле 1941 года, когда гитлеровский террор только начинал набирать силу. Лишь после войны я услышал рассказ о массовом уничтожении евреев в Брадомске. Сначала их согнали в Петрков, где было создано еврейское гетто. В Брадомске из евреев остались только специалисты, работавшие на местных мебельных фабриках. Позднее, уже в 1942 году, Баумфогель как-то приказал собрать их всех вместе на территории одной из брадомских школ. Через несколько часов их вывезли на еврейское кладбище, расположенное за городом рядом с шоссе, ведущим к Вельгомлынам. На кладбище всех, почти триста человек, расстреляли. Сам Баумфогель пожелал участвовать в этой бойне. Он не стрелял, но следил за тем, чтобы экзекуция протекала чётко и в полном соответствии с установленным порядком.
Когда я сидел в гестапо, было расстреляно несколько человек. Не знаю, при каких обстоятельствах их задержали, но помню, что не по политическим мотивам. Это были в основном крестьяне, не справившиеся с обязательными поставками, и граждане, вся вина которых состояла в том, что они торговали продовольствием или совершили запрещённый убой скота. В тех расстрелах, а эти были, пожалуй, первые кровавые репрессии немцев в отношении гражданского Населения, Баумфогель лично не участвовал, но именно он выносил приговоры, являясь в силу своей должности председателем чрезвычайного, суда СС. Список преступлений этого человека, несомненно, велик. Как, впрочем, и любого другого гестаповца,
