— Я вообще не намерена рассказывать вам подробности. А от моей квартиры держитесь, пожалуйста, подальше.
Не долго думая, лейтенант взял её под руку и повёл в соседнее маленькое кафе.
— Попробуем поговорить здесь.
Чтобы получить два места за отдельным столиком, пришлось предъявить удостоверение. Он заказал две чашечки, кофе.
— Когда Люк узнал об этом?
— Не имею понятия. Месяца три назад мы столкнулись с ним на улице, и он выложил это мне прямо в лицо. Потребовал две тысячи, или мой муж всё узнает.
— Разве вам самой не следовало поговорить с мужем, фрау Зайффарт?
Она посмотрела на лейтенанта недоверчиво.
— Что, полиция тоже хочет меня шантажировать?
— Я попрошу!..
— Зачем же тогда вы об этом говорите?
— Но разве можно вести такую супружескую жизнь?!
— Вы женаты?
Ольбрихт отрицательно покачал головой.
Лицо фрау Зайффарт осветилось понимающей улыбкой.
— Тогда попытаюсь вам объяснить. Мы женаты почти десять лет. Давно, правда? За эти годы кое-что изменилось. Наша любовь, тоже. Она стала более зрелой, а с тех пор как у нас появился мальчик, почти идеальной.
— Любовь, построенная на лжи? — перебил Ольбрихт.
Она сделала вид, что не слышала этих слов, и продолжала:
— Нам очень хотелось иметь ребёнка, и мы всё для этого делали. Наконец врач дал мне понять, что у меня всё в порядке. Своему мужу я сказала, что у нас всё в порядке…
Ольбрихт хотел что-то возразить, но она остановила его движением руки.
— У каждого своя гордость и свои слабые места. Мой муж мучительно хотел стать отцом.
— Можно ведь было усыновить ребёнка.
— Об этом я тоже думала. Он, наверно, согласился бы, ради меня. Но свой собственный ребёнок — это для него имело особое значение.
Ольбрихт молчал. Он пытался понять эту женщину и не мог. Так обманывать человека, который тебя любит и доверяет тебе!..
Фрау Зайффарт, казалось, угадала его мысли.
— Вы меня не понимаете. Жаль. Постарайтесь по крайней мере быть терпимым и храните мою тайну.
— Вы сказали, что Люк начал вас шантажировать ещё три месяца назад. Почему же вы принесли ему деньги лишь в последние дни?
— Раньше я не смогла их накопить. Люк согласился подождать. Мы договорились встретиться с ним в тот вечер на даче. Я отдала ему деньги и объяснила, что бессмысленно требовать от меня что-нибудь ещё. Полагаю, он понял и обещал оставить меня в покое.
Она допила свой кофе и поставила чашку.
— Можно мне теперь уйти?
Ольбрихт расплатился и поехал на работу. Старшего лейтенанта он застал в кабинете.
— Теперь она мне противна! — с порога выпалил он и начал рассказывать о своей встрече с фрау Зайффарт.
— Ах, вот оно что! — сказал Симош, внимательно выслушав лейтенанта. — Полагаю, теперь с ней всё ясно. Женщина, способная пойти на риск ради своей семьи, внушает мне уважение.
Сбитый с толку Ольбрихт уставился на своего начальника.
— Вы что, не понимаете? С той же наглостью, с какой она лгала здесь нам, она обманывает и своего мужа!
— Я считаю, она лишь умолчала кое о чём и тем самым помогла сбыться самым заветным его надеждам, которые он возлагал на супружество.
— Пожалуй, я лучше останусь холостяком.
Симош улыбнулся:
— Из списка подозреваемых её можно вычеркнуть.
— Я считаю это преждевременным. Кто осмеливается, как она, строить здание своего счастья на лжи, тот способен пойти на преступление ради спасения этого здания.
Негодуя, Ольбрихт покинул кабинет Симоша.
Старший лейтенант снова взял в руки подшивку с материалами о Готенбахе.
Ровно в девятнадцать тридцать в кабинет Симоша вошёл переводчик.
— Добрый вечер. Я в вашем распоряжении. — И устало опустился на предложенный ему стул.
— Вы мне лгали, — начал старший лейтенант. — Вечером, когда убили Люка, вы находились на его садовом участке.
На какое-то мгновение Готенбах закрыл глаза. Он казался таким изнурённым, что Симош опасался, не заснёт ли он и не свалится ли со стула. Однако Готенбах взял себя в руки.
— Когда мы с вами познакомились у калитки моего шурина, я сразу повёл себя неправильно! Я не преодолел ещё страх, вызванный убийством
Люка. Я заявил, что не был у него накануне вечером, необдуманно, чисто инстинктивно, чтобы избежать подозрений. А потом уже не мог ничего изменить и продолжал придерживаться этой первой версии. Но я его не убивал.
