— Продолжайте, продолжайте!
— Ну… и последний пункт был таким: «Когда мы переедем в свою квартиру, оба прервем связи с родителями»…
— И вы подписали этот «документ»?
Юлия опустила голову.
— Он терпеть не мог ваших родителей, да?
— Разве такое только в нашей семье?
— Значит, у него были серьезные причины посягнуть на жизнь вашего отца, не правда ли?
— Он сильно ненавидит мать…
— И вы терпите все это? От большой любви, что ли?
— Нет давно никакой любви. Но что же делать?… Да, ну так вот… Любен сказал, что это все шутка, а отец ужасно возмутился: как я могла подписать этот «грязный клочок бумаги» — это были его слова. Атмосфера снова накалилась до предела. И когда мама и папа опять ушли в свою комнату…
— Бедные ваши родители…
— Я прошу вас, товарищ инспектор, избавить меня от подобного высказывания. Мне и так бесконечно тяжело…
— Я не заметил этого!
Меня крайне удивила откровенно резкая реплика Пирина. Кажется, он вышел за пределы своих служебных обязанностей.
БЛИЗКО К ИСТИНЕ
Можем ли мы узнать, каковы действительные отношения в семье, пока не случится катастрофа, которая обнажит ложь, нередко скрытую за учтивой вежливостью участников «игры»? Не прошло и получаса, как мы переступили порог этого дома, а у меня появилось такое ощущение, словно мы здесь уже давно, не меньше недели, и перед нами открылись обиды, унижения, злоба и ненависть, царящие в этой семье. И я наконец-то понял, в чем суть метода инспектора Пирина Йонкова, впрочем, окончательно я понял гораздо позже и не без его подсказок. Не знаю, всегда ли он поступает так, но сейчас он поставил участников драмы в такое положение, когда они сами должны были «раскрыться». Расставил «капканы», устроил «западню» — и ждет. Слегка подталкивая всех своими «наводящими» вопросами, которые задает иногда почти в шутку, иногда доверительно и даже задушевно, Пирин вынуждает их продвигаться к истине, о которой одни совсем не подозревают, а другие скрывают ее, чтобы избежать наказания…
— В общем, мама не выдержала. Любен был уже изрядно пьян, а в такие моменты он становится особенно наглым…
— Наглым?
— А разве сейчас, в вашем присутствии, он вел себя иначе?
— Да, вы правы. Ну и дальше?
— Дальше? Мама, как я уже сказала, не выдержала и выбежала с криком, что не вернется сюда, пока здесь находится мой супруг.
— Среди ночи?
Юлия снова беспомощно и пристыженно опустила голову. И зачем Пирин все время укоряет ее? Что она могла сделать?
— Папа очень разволновался, не случится ли с ней чего плохого. Любен продолжал пьяным голосом произносить издевательские речи. А я уже привыкла ко всему и даже не очень тревожилась.
— Куда она обычно уходила?
— К моей тетке — ее сестре. Любен кричал, что она готова его в ложке воды утопить… Он, кстати, прав — она нас совсем не понимает…
— И я совсем не понимаю! — прервал ее Пирин. — По-моему выходит, что мать и отец для вас ничего не значат?
Ну, уж это чересчур! Все-таки он не судья, а всего-навсего человек, который должен докопаться до истины. В душе у меня шевельнулось не очень доброе чувство к нему. Но когда я с ненавистью посмотрел на Пирина, мне показалось, что он снова еле заметно подмигнул мне. Я подумал: может, это тоже часть его метода, способ заставить их быстрее «раскрыться»?
— Вскоре после ухода мамы Любен вернулся к гостям, и отец спросил меня, до каких пор все это будет продолжаться. Он был ужасно расстроен. Сказал даже, что наша жизнь — хорошая или плохая — впереди, а его и мамина прожита. А ведь он всегда был оптимистом…
— Именно так он сказал?
— Да. И добавил, что дальше так продолжаться не может. Я была в душе согласна с ним, но промолчала…
— Почему?
— Не знаю… Потом он еще сказал, что боится, как бы мы с мужем не стали врагами. Спросил, как и чем мне помочь. Меня все это очень поразило, особенно одна его фраза — что он «воевал со своими» и знает, как это тяжело.
— Значит, не он, а мама была более активным врагом вашего мужа?
— Да.
— А почему тогда он поднял руку на отца?
— Кто, кто поднял руку?…
— Это вы мне должны сказать!
— Я не… не понимаю вас.
— Это не имеет значения. Продолжайте.