Самоубийство. Симош вновь мысленно увидел брата этой женщины, стоявшего перед ним в свете уличного фонаря. Не опечаленного смертью шурина, только удивлённого ею. Ненависть к шурину он высказал открыто. Теперь надо выяснить, на что способен этот человек в своей ненависти.
— Вы меня ещё слушаете? — спросил капитан. — О чём же вы думаете?
— О третьем покойнике, жене Люка. Её брат, пожалуй, мог бы иметь отношение к убийству Люка, но уж никак не к истории с почтой.
— Мы учитывали и то, что со смертью фрау Люк существование её супруга перестало быть таким беззаботным, как прежде. Теперь приходилось самому вести хозяйство. Но он всё так же швырял деньги направо и налево. Наследству жены в один прекрасный день должен был прийти конец. Люк мог давным-давно запланировать ограбление почты, причём его подружка даже не имела бы об этом понятия. А господин Кройцман в соответствии с его планами дал бы ему ложное алиби. Мол, дружеская встреча.
— Может, они оба в тот вечер посетили почтамт? — предположил Симош.
— Мы тоже об этом подумали. Кроме того, теперь мне приходит в голову следующее: Олаф Люк подозревается в ограблении почты. Его подруга — служащая почты и, следовательно, ориентируется в делах своего учреждения. Друг Люка гарантирует ему алиби, очевидно, ложное. Затем Люка убивают. Насколько хорошо знакомы между собой фройлайн Заниц и господин Кройцман? И были ли они действительно друзьями Люка?
Перед входной дверью Симош показал своё удостоверение:
— Криминальная полиция. Старший лейтенант Симош. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
Кройцман распахнул дверь.
— Сожалею, что помешал вам, у вас ремонт. — Симош огляделся в пустой комнате.
— Всё равно я, уже кончил на сегодня.
— Перестраиваете старую квартиру. — Старший лейтенант сочувственно улыбнулся. — Я тоже так начинал, причём совсем не умея это делать. А вам, как электрику, все карты в руки.
Кройцман убрал со стула остатки обоев, вытер рукавом сиденье:
— Пожалуйста.
Приход Симоша, казалось, не очень взволновал его. Для себя он принёс из кухни табуретку. Когда они уселись напротив друг друга, старший лейтенант спросил:
— Вы знакомы с Олафом Люком?
— Да.
Симош посмотрел в усталое лицо. Слишком усталое для тридцатидвухлетнего мужчины.
— Давно?
— С детства. Мы в школе сидели за одной партой.
— Что он за человек?
Кройцман пожал плечами.
— Ну, послушайте, вы ведь можете хоть что-нибудь рассказать о своём друге?
— Я не очень-то разбираюсь в людях. Вот если бы вы спросили меня об электричестве…
«Парень похож на медведя, добродушный и недостаточно изворотливый, чтобы разыгрывать из себя наивного», — подумал Симош.
— Электричество? Я в нём почти ничего не смыслю. Знаю, что имеются полюса, плюс и минус, так? С людьми сложнее. Но, к ним тоже можно применить знаки «плюс» и «минус». Понимаете? Люк хороший человек или…? Симош сознательно недоговаривал.
Кройцман не торопился с ответом.
— Олаф парень что надо, — наконец сказал он, — не то что я. Он умеет находить с людьми общий язык. Я же умею только ремонтировать испорченную электропроводку. — Кройцман беспомощно и симпатично, как показалось Симошу, улыбнулся.
— Я слышал, он легко тратит деньги.
Кройцман пожал плечами.
— Вы одалживаете ему иногда?
Во взгляде хозяина квартиры промелькнула насторожённость.
— Это было лишь один раз, Олаф мне вернул, — быстро проговорил он.
— Теперь Люк собирается продать свой садовый участок?
Кройцман кивнул:
— Директору нашего предприятия Шиффелю. Я был посредником.
— И что же? Они договорились?
— Надеюсь.
— Когда должна была состояться сделка?
— Господин Шиффель уже собрал необходимые документы. Вчера вечером он ждал Олафа у себя дома, но тот не пришёл.
— Откуда вам это известно?
Казалось, вопрос как-то задел Кройцмана.
— А я вчера вечером делал проводку у него в ванной комнате, — проговорил он.
Симош не отставал.
— Ах, так? И когда же это было?
Кройцман неохотно назвал время.
— Вы договаривались с директором Шиффелем точно на этот час?
Именно в это время был убит Люк. Ни директор, ни электрик не могли одновременно находиться в квартире Шиффеля и на берегу Эльбы. Старший лейтенант с нетерпением ждал ответа, ведь от него зависели два алиби.
