— Я тебе предлагаю за него десять тысяч монет.
— Ильдор! — протяжно изрек Тралл. — Эту суму я наберу за десять боев.
— Можешь, — кивнул Крестан. — Но где гарантии, что он переживет эти десять боев?
— Даже если бы я знал наверняка, что он падет в следующем бою, я все равно не стал бы продавать его, Ильдор. Этот ликерус попал ко мне еще ребенком. Он вырос на моих глазах. Он воин, который своими победами поддает пример молодняку. Он не просто боец — он пример для подражания. Такие как он — не продаются.
— Он ведь ликерус. Не рытвак и даже не либар. У ликерусов век недолгий, практически схожий с человеческим. Сколько он сможет еще драться на высоком уровне? Лет пять?
— Ильдор, тогда я предлагаю вернуться к этому разговору ровно через пять лет, — ответил ему Тралл, после чего с удовольствием позволил себе рассмеяться собеседнику в лицо.
Лессер слушал слова своего хозяина без малейшего чувства гордости. Хотя еще три года назад эти же слова наверняка привели бы его в экстаз. Теперь, с каждым боем, он чувствовал, что становится все менее подвижным. Силы покидали его и, рано или поздно, найдется молодой боец, который все же принесет ему первое и последнее поражение в жизни.
Его грудная клетка, горящая от ран, при каждом вдохе и выдохе сужалась и расширялась все менее хаотично и быстро. Дыхание нормализовалось, злость к противнику и жажда победы любой ценой покинули его, а потому тело начало испытывать боль, как после каждого поединка. Буйная растительность на его груди стала опадать, кости складываться на место, становясь менее эластичными и подвижными. Подняв руку, он оглядел ее с разных сторон: толстые вены утончились; коричнево-фиолетовый цвет кожи сменился на — желтовато-розовый; когти отвалились, как что-то чуждое организму, оставив вместо себя алые совсем новые округлые ногти. То же самое произошло с его клыками — они начали выпадать из его десен, замещаемые новым рядом пока еще маленьких ровных белых зубов.
Ошейник потянул его назад, прежде чем трансформация успела завершиться. Он поднялся на ноги и послушно последовал за теми, кто тащили его в сторону клетки. Лессер вошел в нее, затем сел, скрестив ноги. Один из мужчин закрыл за ним дверь, после чего двое других солдат просунули в кольца деревянные брусья. Подняв клетку, они понесли его в сторону северного крыла замка туда, где находились камеры, в которых содержались такие же, как он бойцы, выращиваемые для развлечения богатых людей.
Его ногти и зубы окрепли как раз к тому времени, когда за его спиной закрылась дверь камеры, в которой он жил. Он прошел неровным шагом к своей койке, после чего прилег на спину, крепко стиснув зубы, когда твердое покрытие койки коснулась его израненной спины.
В этот самый момент за стеной, около которой он лежал, послышалось легкое царапанье. Это был знак о том, что из соседней камеры с ним хотели выйти на контакт. Он сильно устал, но пренебрегать этими скребками он все же не стал — простое общение много значило в его безрадостной жизни.
Он встал с койки и подошел к отстойнику, от которого всегда дурно пахло, но который был прекрасным проводником звуков из других камер.
— Лессер, как ты?
— Я жив, Гроун, — ответил ликерус своему собеседнику.
— Рад это слышать, — сказал Гроун, и в его голосе Лессер уловил неподдельные нотки восхищения. — Это был сложный бой?
— С каждым разом бои становятся все сложнее, — произнес Лессер, тяжело переворачиваясь на спину, чувствуя приятный холод от камней, расплывающийся по всему его разгоряченному телу. — Раньше, мне казалось все с точностью наоборот.
— Не говори так, ты еще много противников одолеешь.
— Какая разница, ведь все равно нас ждет одна участь.
— Возможно, но мне хочется верить, что это произойдет не скоро.
— Разве в нашей жизни есть что-то стоящее, ради чего стоило бы за нее цепляться?
— Не знаю, приятель, — громко выдохнул рытвак Гроун. — Но и умирать как-то не хочется. В отличие от людей, нас ждет Великая Пустошь, а не Земли Мертвых.
— Как думаешь, можем мы мечтать о лучшей жизни, чем та, что у нас есть сейчас?
— Ты это о чем? Решил организовать восстание? — не без иронии поинтересовался Гроун, при этом понизив голос до шепота.