— А ты, когда-нибудь, допускал мысль о том, что вами движет обман? Думал о том, что ваш предводитель не тот, за кого себя выдает? Думал, что вы просто марионетки в его руках?
Лессера часто посещали такие мысли, но он решил не говорить этого вслух. Признать слова волшебника, значило — проиграть. А проиграть, значило — больше никогда не увидеть Пишу. Пока он еще не чувствовал себя плененным, пусть на первый взгляд все именно так и выглядело. Лессер был уверен, что поражение шло изнутри, и пока он верил, что ему удастся выбраться из этого места живым и вызвать на смертельный бой владыку Фаржэ, его нельзя было назвать проигравшим.
— Может, стоит задать этот же вопрос своим офицерам? — предложил в ответ Лессер.
Лессер не видел — кивнул ли волшебник Норрису Сточу или же он сам решил подойти к Лессеру, но человек в белом мундире встал перед ним на одно колено, чтобы сравняться с ним в росте и достал из заднего кармана своей одежду бумажку, аккуратно сложенную в несколько слоев. Развернув ее, он показал Лессеру некий рисунок, который, судя по уровню мастерства, принадлежал ребенку не старше пяти лет, хотя он не мог этого знать, так как до этого момента ни разу не видел детских рисунков.
— Вот, — произнес Сточ бархатистым баритоном. — Этот рисунок принадлежит моему внуку Генри. Здесь нарисованы его мать, отец, он сам и я. — Коричневый толстый палец постучал по черному бочковидному уродцу. — Он очень любит меня, и мы часто проводим с ним время. Я очень боюсь, что больше не увижу его, но еще сильнее боюсь, что ему может грозить опасность от таких как ты. Поэтому я стою здесь, одетый в военный мундир и вооруженный мечом. — Он также аккуратно сложил рисунок и положил его обратно во внутренний карман. — Я живу в Фаржэ больше пятидесяти лет и могу с уверенностью утверждать, что ни меня, ни моих родных и близких никто не использовал в корыстных целях. Все эти годы нас окружает только доброта и взаимопомощь. Что ты скажешь на это?
— Сила волшебника огромна и его магия туманит вам разум, — отозвался Лессер, пристально глядя в глаза человека. — Освободи меня, присоединись к нам, и мы покажем тебе истинную жизнь, в которой ни тебе, ни твоей семье не будет угрожать опасность.
Офицер Сточ покачал удрученно головой и встал с колена.
— Ты просто безумец, который утверждает, что белое — черное, а черное — белое.
— Если вы решили сделать меня своим союзником, который убедит свою армию в том, что заблуждение повело нас в бой, вам стоит найти более весомые доводы. Простой рисунок не сможет повлиять на мою уверенность в правоте наших действий.
— Хорошо, — кивнул волшебник, снова появившись в поле его зрения. — Пойдемте, друзья мои. Вполне возможно, противник вскоре снова пойдет в атаку и нам нужно быть к этому готовыми. Оставим нашего капитана здесь. Пусть он пока подумает над следующей мыслью: я, владыка Фаржэ Эрстан Клэнси, вместе со своими солдатами иду в бой, то же самое делают и остальные двое моих учеников, которые сейчас находятся в других атакованных врагами губерниях; а чем занят в эти минуты ваш предводитель?
После этих слов волшебник, в сопровождении четырех офицеров вышел из замка, за дверями которого светило ярко солнце.
* * *
Как не старался Лессер, у него не получалось освободиться от пут. Его, конечно же, не привязали к стулу обычной веревкой, она была защищена магической силой. Пока он ерзал на стуле, напрягая мышцы рук и разминая запястья, зернышко сомнений в его голове начало прорастать. Нехотя, он начал думать о том, что волшебник Клэнси возможно был прав и ими на самом деле мог помыкать колдун в красном. Ведь не зря эти мысли его посещали и раньше.
Пока он пытался освободить себя, борясь с путами и въедливыми сомнениями, светлячки, которые кружились вокруг его головы, неожиданно засияли ярче, затем вспыхнули ярким пламенем и попадали на пол, став лишь обугленными шариками. Прежде чем Лессер успел сообразить, что произошло, за его спиной раздался голос — хриплый, ломкий и сухой:
— Ты меня разочаровываешь, капитан Лессер.
В каждый раз голос Пожирателя заставлял его вздрагивать.
