– Так как же вы оказались здесь?!
– На автобусе приехал, – честно признался Аветик.
– Издеваешься? – спросила она.
– Ни в коем разе! – заверил он её. – Но для удобства давайте перейдём на «вы».
– Это ещё почему? – ощетинилась она.
– Потому что я не ваш приятель, а официальное лицо.
– Лицо, – проворчала она, потом добавила: – Надо сказать, что лицо очень даже симпатичное, можно даже сказать, красивое.
– Гражданка Переверзева! – рявкнул оперативник, которому уже надоело пререкаться с девицей, которая произвела на него не лучшее впечатление.
– О! – воскликнула она. – Он ещё и рычать умеет.
– За что вы убили гражданина Костюкова?!
– Чего я сделала? – изумилась она.
– Челюсть с пола поднимите, – усмехнулся Аветик, – и отвечайте на вопрос: зачем вы убили Костюкова?
– Какого ещё Костюкова?! Ты чего гонишь?! – закричала она.
– Гоните, – ласково поправил Григорян.
– Гоните, – послушно, как загипнотизированная, повторила она.
– Квартиранта гражданки Калерии Геннадьевны Поповой.
– Не знаю я никакого Костюкова! И Попову не знаю! – взвизгнула девушка.
– Разве? Тогда поясните, почему вы в день убийства вынеслись из подъезда, как цунами, и буквально чуть не сбили двух человек?
– Какого убийства?
– Я же уже вам сказал – гражданина Костюкова.
– А я уже сказала, что никакого Костюкова не знаю! И из подъезда я не выбегала, а вышла нормальным шагом.
– Вас видели два свидетеля!
– Когда?
– Десятого сентября.
– Фи! Десятого сентября я и близко к тому дому не подходила! Как мы разругались с Рашидом полторы недели назад, так я и дорогу туда забыла.
– Вы уверены?
– Ещё бы!
– А где вы были десятого сентября?
– Днём на работе! Вечером с подругами в Филармонию ходили.
– Имена, фамилии подруг и место вашей работы.
– Да, пожалуйста, – фыркнула она и продиктовала ему без запинки всё, что он просил.
Аветик посмотрел на девушку оценивающе.
– Чего смотрите, товарищ полицейский? На мне узоров нет!
– Это точно, – отозвался он и поднялся с дивана.
– Вы куда? – вскочила Ольга Переверзева за ним следом.
– Алиби ваше проверять!
– А! Проверяйте. А этому жлобу скажите, что верну я ему всё до копеечки!
– Какому жлобу? – не сразу уловил её мысль думающий о другом оперативник.
– Как какому?! – всплеснула она руками. – Рашиду, конечно.
– Хорошо, передам. Думаю, что это его успокоит.
– Ну ещё бы! – фыркнула она язвительно. – Он за копейку готов любимую девушку удушить.
– Послушайте, Ольга Витальевна, не могли бы вы мне дать одну из своих фотографий?
– Понравилась, что ли? – кокетливо подбоченилась она.
– Очень! – заверил её оперативник.
Она принесла ворох фотографий.
– Вот, выбирай, ещё не успела по альбомам рассовать.
Он ловко выудил ту, на которой улыбающаяся девушка стояла в синей ветровке. Волосы её развевал ветер.
– У тебя есть вкус, – одобрила она.
– Спасибо. До свидания.
– Приходи ещё, как соскучишься, – напутствовала она его, забыв о том, что он официальное лицо и обращаться к нему следует на «вы».
И когда он уже открыл дверь, Ольга окрикнула его:
– Подожди-ка.
Он нехотя обернулся и устремил на неё вопросительный взгляд.
– Я вспомнила! – Девушка радостно шлёпнула себя ладонью по лбу. – Ведь точно! В тот день, когда я ушла от Рашида, меня видели двое, как ты и говорил!
Аветик повернулся теперь всем корпусом:
– Двое мужчин?
– Почему это мужчин? – удивилась девушка. – Это были женщины! Вернее, болонка и её хозяйка.
– Матильда? – упавшим голосом спросил Григорян.
– Может, и Матильда, – отозвалась потерявшая к нему интерес Переверзева и махнула рукой: – Ладно уж, иди.
Аветик, оказавшись на лестничной площадке, облегчённо перевёл дух и припустил бегом вниз по лестнице. О Каримове он подумал, что тот легко отделался.
С автобусной остановки оперативник позвонил следователю и, когда тот проговорил: «Слушаю, Аветик», Григорян доложил:
– Поговорил я с Переверзевой. Она утверждает, что десятого сентября и близко не подходила к интересующему нас дому.
– Мало что она говорит, – буркнул Наполеонов.
– Ольга Витальевна утверждает, что в тот день, когда она вышла из подъезда после ссоры с Каримовым, её видели целых два свидетеля. – При слове «два» Аветик невольно улыбнулся, благо следователь Наполеонов видеть его не мог.
