Клещ молча повернулся в седле и поскакал к оврагу. За ним, грузно топоча, помчались остальные. Клешков и Князев, шлепая по лужам, поехали следом.
- Батько! - вполголоса окликнул чей-то бас.
Клещ подъехал и спешился.
- Батько, - сказал тот же голос, - тут перебежчик до нас, балакает, шо с отряду Кикотя, та я не вирю.
Подвели человека.
- Батько, це я, Пивтора Ивана, - торопливо заговорил перебежчик, узнаешь?
- Узнаю, Васыль, - мрачно буркнул Клещ, - откуда взявся?
- Забрали нас, батько. На болотах застукали. Пулеметами порезали на гати.
- Дэ Кикоть?
- Не могу знаты того, батько!
- Ладно, ходи в третью сотню, кажи, шо я приказал одеть и вооружить.
- Дуже дзякую, батько.
- Охрим, - резко обернулся Клещ, - где эти... З городу?
В несколько секунд Князева и Клешкова содрали с лошадей, обезоружили и плетьми подогнали к Клещу.
- Зрада! - сказал Клещ. Лица его не было видно в темноте. Только плотный силуэт в папахе. - Зрада! Продали моих хлопцев. Ясно!
- А мы тут при чем, а, батько? - заспешил Князев. - Мы-то при тебе были.
- Хто при мне, а хто и в городу, - сказал Клещ.
За оврагом, на склоне, где уже начинались первые дома города, вдруг грохнуло и просыпался беглый ружейный огонь. Потом заорали десятки голосов. По вспышкам было видно, что бой перемещается в сторону города.
- Шо таке? - спросил сбитый с толку Клещ.
- Тамочке третья сотня, - раздумчиво сказал Охрим, - не воны ли без спросу з глузду сорвались?
Подскакал всадник:
- Батько! Третья сотня узяла пулемет и гонит червонных!
- На штурм! - Клещ кинулся к лошади и вскочил в седло. И тут же сотни голосов закричали, загомонили вдоль оврага. Зашлепали сапоги, затопали копыта.
Охрим кинулся назад удержать в резерве хотя бы полусотню всадников. По всему полукругу оврага заплясали вспышки ружейного огня. Скоро они переместились в улицы. Штурм начался. Князев и Клешков, отведенные назад двумя конвоирами, молча смотрели, как вспыхивает и разрастается в городе сумятица боя. Вспышки выстрелов неслись уже из центра.
"Как там наши?" - думал Клешков и вздрагивал от жесточайшей тревоги.
Бубнич и Бражной следили с колокольни за боем в городе. Горели дома. Непрерывно сыпался огонь винтовок, дробно заглушали все звуки пулеметы.
- Не пора ли Сякина бросить в дело? - спросил Бубнич.
- Нет! - отрезал Бражной. - Дай-ка им прикурить!
И тут же пулеметчик на колокольне повел стволом. Там у исполкома сразу задвигались и начали отбегать темные фигурки, а пулемет вел и вел свою огненную строчку.
Бубнич повернулся к Бражному:
- Кажется, отбили атаку, пора самим атаковать.
- Рано. Гляди, что на флангах делается. Эскадрон у нас единственный резерв, - Бражной опять уставился вниз.
В узких улочках, где пропала атакующая группа Иншакова, усилился огонь, потом высоко взмыл крик. Скоро на площади появились отдельные фигурки, они поворачивались, стреляли и бежали к исполкому.
- Отбили! - ударил по каменному барьеру Бражной. - А ты: эскадрон, эскадрон!
- Стой! - прервал его Бубнич. - Тут дело, кажется, похуже, чем думаем!
Действительно, со всех сторон, не только с Румянцевской, по которой повел было атаку Иншаков, но и с боковых улиц на площадь выскакивали и бежали кучками красноармейцы. Бандиты сумели обойти красных на флангах. Теперь узлом обороны становились исполком, и колокольня.
- Гуляев! - крикнул Бубнич. - В монастырь! Передай Сякину: атака! Пусть гонит их в степь.
Выскочив на улицу, Гуляев впрыгнул в седло первой же попавшейся лошади и ударил коня каблуками. Конек был заморенный, но и ему передалась тревога всадника, он понесся галопом. Гуляев направил коня на плетень, проскакал чьим-то огородом, перепрыгнул поленницу и выскочил на улицу, ведущую к монастырю.
У ворот монастыря его задержали два всадника:
- Документы!
- К комэску! - ответил он.
Его отконвоировали к Сякину. В темном дворе в полной боеготовности стояла кавалерийская колонна. Сякин на вороном коне в белой папахе стыл в главе строя.
- Военком приказал: атаковать, - бросил Гуляев.
- Какая обстановка? - тронул поближе к нему коня Сякин.
- Конница ворвалась на площадь. Сейчас там все перемешалось, наши в исполкоме и церкви еще держатся. Если не отобьем, будет поздно.
