Минута или больше была проведена в молчании. Никто не понимал, что происходит. Оперман сидел, как обычно, в самом конце салона, еще когда до него доберется мужичок. Внутренне он сжался, готовясь дать отпор. Представляя, как ударяет ногой по лицу мужичонки, внутренне содрогаясь от этого удара.
Наконец, неловкость, вызванная появлением безумца, оказалась преодоленной. Женщины, уже покусанные, набросились на него, кто-то подбежал к водителю, потребовал немедля открыть двери. Или вмешаться, ведь буйный. Бешеный.
Трудно сказать, кто первым произнес это слово «бешеный», но только оно электрическим разрядом прокатилось по вагону, заставляя немедля всех подняться на ноги. Пассажиры повскакивали с мест, бросились прочь от мужичонки, стараясь не попасться под его злые зубы. А мужичок в ответ еще и царапался отчаянно, наконец, водитель остановил трамвай – как раз на следующей остановке. Открыл двери, народ в спешке покидал салон, но те, кто находились еще на остановке, не зная о происходящем, втискивались внутрь. Им кричали разбегавшиеся, водитель хотел было закрыть входную дверь, но неожиданно рухнул навзничь, как подкошенный, ударившись головой о стекло. Мужичонка преодолел половину салона и подходил к Оперману, Леонид обернулся, он оказался последним, кто еще оставался внутри. Кто никак не мог заставить себя подвергнуться общей панике уронить собственное бессмысленное, никчемное достоинство перед враз сошедшей с ума толпой. Наконец, он выскочил, когда мужичонка метнулся к нему. Выскочил, в этот момент задняя дверь захлопнулась, кажется, водитель, пошевелившись, задел кнопку. Он сейчас вставал, мало обращая внимание на потеки крови на лице, и медленно выбирался из вагона, направляясь к собравшимся на остановке. Непонятно, чего они ждали – следующего трамвая? Или маршрутки, если те вообще ходят в такой глухомани?
Оперман решил пройти остановку, как раз доберется до кольца, а там может его уже ждет другой трамвай. Но и на кольце творилось что-то странное, и там помимо нескольких обезумевших людей, и воющей толпы, уже находилась милиция, совершенно не представляющая что делать, кажется, просто потому, что не разумела по-русски. Наконец, раздался выстрел в воздух, бесполезно, это испугало только жильцов окрестных домов да выгуливавшихся перед сном прохожих. Он не выдержал и побежал прочь. Вскорости, он вынужден был перейти на шаг, затем остановиться. Но услышав новые выстрелы и крики, заставил себя побежать. И так всю дорогу до дома. Он вошел черным ходом, у подъезда тоже собралась какая-то толпа, лучше не рисковать, он и так натерпелся. С трудом поднялся на этаж, вызвал лифт и доехал, чувствуя как с непривычки дрожат колени. В квартиру он ввалился, видя перед глазами огненные круги и едва переводя дыхание.
С порога услышал звонок телефона. Не сразу сообразил, что это его мобильник. Еле продышавшись, поднял трубку.
Звонил Тихоновецкий. Извинился, что не мог перезвонить, сообщения о пропущенных звонках до него дошли, но тут такое дело было.
– Город с ума сошел. Люди друг на друга кидаются, – едва дыша, говорил Оперман, привалившись к стенке.
– Так ты не в курсе? – удивился Валентин. Странно, но голос его был спокоен. Оперман поинтересовался, в чем дело, неужто ему уже известны все ответы на вопросы. – Не все, но часть есть. Да это с первого числа началось, а может и раньше. Нет, наверное, с первого. Меня, за изучение феномена, ФСБ привлекло, так что дело серьезное.
– Да что за дело-то? – вспыхнул Оперман.
– А послушай, – и Тихоновецкий принялся рассказывать. Леонид, забыв про одышку, слушал, затаив дыхание, и про разоренные кладбища, и про исчезнувших мертвецов, нежданно объявившихся в городах и весях с намерениями весьма недвусмысленными.
– Так они знают и молчат? И будут молчать? – рявкнул Леонид, перебивая приятеля.
– Именно. Вроде как собирается спецоперация на кладбищах. Не точно, но очень вероятно, у нас в мэрии, я звонил, такие слухи ходят. Внутренние войска прибыли, сам видел. Вот тогда, может и доложат. Сперва об успехах, потом об угрозах.
– И сколько ж времени им еще разбираться во всем этом?
