Хотя к последним он уже привык и стерпелся. Стреляли в поселке постоянно, начиная с вторника, когда прибывшие сотрудники ФСБ впервые начали выявлять живых мертвецов – и когда погибла Маринка. Мертвецы не думали сдавать позиции. Война была равной – и в этом состояла кошмарная ее сущность. Ведь мертвые порождали новых мертвых, обращая в свою веру живых, и конца-края тому не виделось.
И еще все ждали прихода Константина. Казалось, и мертвые тоже ожидали. По-своему – в ночь перед его появлением они исчезли с улиц, будто и не было их никогда. Шпана почувствовала некое облегчение и выкатилась во дворы да закоулки, гуляли до позднего вечера, мало обращая внимания на комендантский час. Территория поселка за три дня боев оказалась просто огромной в сравнении с тем, что была прежде – настолько уменьшилось число жителей. Многие из тех, кто решил остаться, меняли место проживания – поближе к милиции и расквартированной роте внутренних войск. В пятницу обещали подкрепление солдатами. Настроение повысилось, потому и шпана гуляла, а народ тихонько праздновал будущее освобождение, сидя по углам, стараясь не высовываться на крики, вопли, истошные визги, ругань и неизменную пальбу, – звуки, ставшие своеобразным атрибутом ночи.
Официально о вводе роты регулярной армии в поселок ничего не сообщалось, по телевизору сообщили лишь «об армейской операции по освобождению крупных городов и поселков от нашествия живых мертвецов, которая раз и навсегда положит конец случившемуся». Слово катастрофа ни разу не было помянуто, ведущие новостных каналов щадили народ, не делали далеко идущих выводов и не считали потери. Отец Дмитрий попытался посчитать, сколько выходило по его данным, долго сидел с телефоном в своей комнате, а когда вышел в кухню, одним видом своим напугал до полусмерти матушку – лицо его было черным, а руки мелко тряслись. Впрочем, супруге он ничего не сказал, несмотря на все ее просьбы. «Многие знания, многие скорби», – ответил он только и сел ужинать.
После ужина стали готовиться к Константину. Пришел помогать и Магомедов – у него было ночное дежурство в церкви. Странно все же, как они сошлись за последние дни, казалось, они знакомы целую вечность.
– Мародеров много у нас развелось, не дай бог, полезут еще и туда, – сказал он. – Церковь ведь на честном слове держится, только сторож, и все.
– Мне казалось, вы мусульманин, – наконец, произнес он. Магомедов покачал головой. – А почему так, вы же из Азербайджана?
– Я из советской семьи, – улыбнулся Аскер. – У нас не принято было, сами помните. Другое дело, новые власти воспитывали общество в традициях ислама, как ваши в традициях православия.
– Основополагающая религия, – словно пытаясь извиняться, ответил отец Дмитрий. – Да и последнее время много народу уверовало и хотело бы сохранить эту уверенность, переросшую в веру, в себе. Для того мы и служим, чтобы вера в Отца нашего небесного не прерывалась и не…
– Осторожнее, пальцы! Я знаю, отец Дмитрий, я здесь уже четыре года живу, два учился, два служу. И понимаете, как бы вам объяснить… уверовал. Я давно вас просить хотел.
– О чем же? – отец Дмитрий едва сам не произнес за Аскера слова.
– Я… понимаете, я креститься хотел, – Магомедов улыбнулся несмело. – Не то место такое, не то люди. Словом, я пока тут служу…
– И место, и люди… – сердце священника заколотилось в восторге. – Обряд крещения не зависит от места. А у меня все с собой. Вот закончим, и сразу окрещу.
Магомедов хотел что-то сказать, пошутить вроде, но не решился. Отец Дмитрий вернулся в дом, попросил у матушки приготовить чистое полотенце, фелонь и воды. Она несколько секунд недоуменно смотрела на супруга, потом спросила тихонько: «Для кого?», в ответ батюшка показал на дверь. Глафира изумленно распахнула глаза, но тут же, видя сколь сильна радость в супруге, проглотила вопросы и принялась готовить все необходимое к обряду крещения. «По полному обряду крестить буду», – добавил отец Дмитрий, волнуясь не меньше матушки. Обычно он пропускал многое в обряде, не только потому, что делалось все в спешке, а потому что понимал, для них крещение не столько таинство вхождение в лоно Церкви, сколько попытка укрепиться в потерянной уверенности: в себе, в окружающем мире, внезапным образом дико исказившимся, попытка воспринять другими глазами случившееся. Иметь наставника и учителя, который, не дрогнув, поведет их за собой, а они последуют безропотно, уверенные, что путь сей единственно правилен.
