Чума бормотал что-то невнятное и пытался подняться. Косому после немалых трудов удалось поставить товарища на ноги. Чума огляделся, покачал головой, взглянув на руку.
– До крови прокусил, зараза. Вот ведь, …, человек вроде, а как собака. Сам набросился…. Ничего не делал, он взял да налетел. Я только и успел, что плечо подставить. А он, …, вцепился. Драл так, я стряхнуть его, …, не мог.
– Кто? – не понял Косой.
– Да этот, …, который налетел. Сторож, …, что ли. Все тут сбрендили от жары.
– Слышь, ты это… дай посмотреть кровь… ну, рану то есть.
Чума отстранился.
– А чего зенки таращить-то. Будто увидишь чё. Царапина.
– Может сыскать?
– Тоже отметину получить хочешь? – Чума хотел еще что-то добавить, но неожиданно резко замолчал и снова сел. Косой обернулся.
Неподалеку послышался какой-то странный хлопок. Косой вспомнил – вот это именно то, что его и разбудило. Громкий хлопок в ночи, он ворвался в сон и вытряхнул его буквально за шкирку в черную реальность кладбищенской полуночи. После третьего хлопка послышался еще один странный звук. Шебуршание, то самое, что он услышал, подойдя к кустам. И еще – теперь к нему добавился звук, какое-то невнятное бормотание. Даже не бормотание, набор звуков, точно младенец гулил. Но как-то не по-доброму, как обычный младенец, а нехорошо, тягомотно, с таким напряжением, точно самый простой звук давался с невероятным трудом.
Косой оставил Чуму и снова двинулся к кустам.
– Сдурел ты, что ли. Куда на рожон попер-то? Это ж та самая …, которая меня кусала. Она…
– Она? – переспросил Косой.
– Ну, он, он, …, мужик. Доволен. Сам хочешь получить. Ну, подставляй жопу свою засраную, посмотрим, прокусит или нет.
Чума даже привстал, когда понял, что Косой поднял палку и двинулся к аллейке с твердым намерением разобраться с ночным кусачим гостем.
– Слышь, я ж пошутил. Не дури. Лучше к сторожу отведи. Косой, слышь, чего говорю. У меня башка кружится.
Но Косой уже никого не слушал и ничего не слышал. Он попер, как танк, выставив вперед свое оружие, намереваясь и за себя и за трусливого Чуму навалять этому паразиту так, что мало не покажется. Косой вышел на аллейку, шагнул к памятнику, и в ту же минуту провалился по пояс в яму. Ударился о какую-то деревяшку, так, что сперва не понял, что хрустнуло, хребет его или же доска. Оглянулся, пошевелился, нет, цел. Быстро выбрался на поверхность, не понимая, как тут образовалась яма, вроде ж могильный ряд. А когда понял, то услышал бормотание прямо перед собой.
Кусты раздвинулись, и человек в строгом черном костюме с темным, почти черным лицом, запавшими глазами, почти не открывавшимися под прикрытыми веками, прошагал мимо него. Странно прошагал, неуверенно подволакивая левую ногу, и словно, не понимая, что с ней не все в порядке, всякий раз с усилием опирался на нее и оттого резко клонился в сторону, словно кланялся вбок. Косой разом замолчал, проглотил сбившееся дыхание и сглотнул комок, подступивший к горлу. Сердце заколотилось бешено, он готов был и его утишить, кабы знал, как.
Человек в черном костюме качнулся вбок, проходя в полуметре от ямы, еще чуть – и он соскользнул бы прямо к Косому, чья дубинка валялась на другом конце воронки. Его рука, нелепо описавшая полукруг, ударилась в лицо, мазнула чем-то, и отпрыгнула, словно резиновая, оставив после себя запах земли, прелой тряпки и… Косой вздрогнул всем телом, не выдержал, вскрикнул. Почуяв запах свежей крови. Запах, от которого тело его вздрогнуло, а мозг затуманился. Он осознал одномоментно, чья была кровь на руке только что прошедшего человека в черном костюме, и, осознав, стал торопливо счищать грязными пальцами налипшую на щеку кровь.
Тем временем, человек в черном костюме остановился, верно, услышав его вскрик. Ноги Косого стали ватными, не заметив как, он снова стал сползать в могилу, тихо, очень тихо, стараясь съежиться, стать совсем незаметным, неразличимым на фоне кусков дерна, травы, песка и досок, – просто еще одна драная тряпка, сваленная в яму за ненадобностью. Человек обернулся всем телом, медленно, всякий раз припадая на ногу и раскланиваясь. Рука прыгала туда-сюда. Летала свободно, точно желая немедленно покинуть своего хозяина.
