Интересно, что в статье упомянуты Артур Кёстлер, автор нашумевшего романа «Слепящая тьма» (1940) о сталинском терроре перед войной, и Герман Раушнинг, бывший член нацистской партии и президент сената города Данцига, перебравшийся в США и ставший плодовитым политологом, критиковавшим нацистский режим, в том числе в своей книге «Беседы с Гитлером».
В 1941 году Оруэлл (на этот раз в качестве Блэра) выступил с небольшим очерком «Литература и тоталитаризм» — это было единственное его произведение, где термин «тоталитаризм» фигурировал в заголовке, что придавало работе особый вес. Автор прочитал свой очерк на радио Би-би-си 19 июня 1941 года, вскоре после того как стал штатным сотрудником вещательной корпорации. Вслед за этим материал был опубликован в журнале Би-би-си «Листнер» и позже неоднократно перепечатывался>>{511}.
Статья начиналась с оценки специфики взаимосвязи литературы и политики в условиях войны: «В литературу хлынула политика в самом широком смысле этого слова, она захватила литературу так, как при нормальных условиях не бывает, — вот отчего мы теперь столь обостренно чувствуем разлад между индивидуальным и общим, хотя он и наблюдался всегда. Стоит только задуматься, до чего сложно сегодняшнему критику сохранить честную беспристрастность, и станет понятно, какие именно опасности ожидают литературу в самом близком будущем».
Отмечая общую угрозу, нависшую над художественной литературой в связи с ростом ее политизированности, писатель указывал, что наибольшая опасность для свободы слова и вообще для творческого самовыражения возникает из-за неуклонного расширения сферы господства диктаторских режимов. «Мы живем в эпоху тоталитарных государств, которые не предоставляют, а возможно, и неспособны предоставить личности никакой свободы». К странам с тоталитарными системами в статье были отнесены Германия, Россия и Италия, но выражалось опасение, что это явление может стать всемирным.
Автор был пессимистичен в отношении мировых перспектив, считая очевидным, что времена свободного капитализма идут к концу, в разных странах рыночная экономика сменяется централизованной, которую «можно характеризовать как социализм или как государственный капитализм — выбор за вами». Иссякает и экономическая свобода личности, а вслед за ней в большой степени подрывается ее свобода поступать так, как ей хочется, выбирать себе профессию, передвигаться в любом направлении по всей планете. «До недавней поры мы еще не предвидели последствий подобных перемен. Никто не понимал, что исчезновение экономической свободы скажется на свободе интеллектуальной».
Способна ли литература выжить в такой атмосфере, ставил вопрос Оруэлл. Ответ был кратким и определенным: нет. Если тоталитаризм станет явлением всемирным, литература в том смысле, каковой ее знало человечество на протяжении тысячелетий, перестанет существовать. Оруэлл был убежден, что те труды, которые будут создаваться в тоталитарной системе, лишь по форме будут напоминать литературу, в действительности ею не являясь, ибо независимость художественного творчества — залог самого его существования.
Оруэлл перемежал свою статью общими рассуждениями о тоталитаризме — явлении, еще почти не изученном, обозначенном термином, употребляемым пока не в качестве научной категории, а как хлесткое слово с ругательным оттенком. К чести писателя, который не ставил перед собой задачи серьезного научного анализа, он по некоторым вопросам проявил удивительную прозорливость в сравнительно-историческом анализе, более чем на полвека обогнав многих социологов. Он полагал, что существует несколько коренных различий между тоталитаризмом и всеми общественными системами прошлого. Главное состояло в том, что старые системы менялись медленно, формирование же тоталитаризма происходило чрезвычайно быстро. Действительно, Германии потребовалось примерно полтора года (с начала 1933-го до середины 1934-го), чтобы сформировалась развитая тоталитарная система. В СССР этот период занял намного более продолжительный срок (до конца двадцатых годов), но и он в историческом масштабе был очень малым промежутком.