— Мушкет дал осечку, — проговорил Краудер так, словно размышлял вслух. Затем, заметив удивленный взгляд Харриет, добавил с кривоватой улыбкой: — Я наблюдал за ним из своего фасадного окна. Эта рана выглядит весьма характерно.
Почти в то же самое мгновение до слуха Краудера донесся звук шагов, приближавшихся по дорожке со стороны замка Торнли. К ним быстрой походкой направлялся тот самый джентльмен.
Если судить по фигуре и чертам этого молодого человека, он должен был быть красавцем, однако рана была жестокой, выражение лица — отталкивающим, а платье выглядело несколько неряшливо. Пока расстояние между ними сокращалось, Краудер решил воспользоваться моментом и оглядеть мужчину так, как если бы тот был трупом на его столе: лопнувшие сосуды под кожей вокруг носа, красноватое лицо и черные круги под глазами. Пьяница. Судя по всему, болезнь печени уже развилась. Краудер нисколько не удивился бы, если даже в такой ранний час уловил бы запах вина, вырывавшийся изо рта молодого человека. Он не уставал поражаться, сколько знатных семей производило на свет сыновей, которые, как считал анатом, не сумели вырасти джентльменами.
Еще не успев как следует приблизиться, мужчина заговорил сиплым баритоном:
— Госпожа Уэстерман, известно ли вам, сколько раз за годы, прошедшие после моего возвращения домой, меня просили взглянуть на тела, которые могли бы принадлежать моему брату? Четыре. В двух случаях это были странники, решившие умереть в Пулборо, не оставив убедительного адреса, одного беднягу утопили в Смоле[3] и вытащили лишь месяц спустя — тогда бы его даже родная мать не признала. А еще один покойник, обнаруженный в Ашвелле, оказался темноволосым, к тому же Александр был выше его на фут, когда уходил из дома. А теперь еще и вы, мэм, принялись бороздить сельскую местность в поисках других бедолаг.
Краудер бросил взгляд на спутницу. Впервые за все утро лицо Харриет приобрело слегка потрясенное выражение, а еще ему показалось, что у женщины задрожала рука. И тогда, выйдя вперед, анатом поклонился — достаточно низко, чтобы молодой человек не заподозрил его в сарказме.
— Что ж, сэр, по крайней мере этот джентльмен проявил достаточно уважения — был убит относительно близко к вашему дому. Так что неудобства практически сошли на нет.
Вздрогнув, молодой человек повернулся к нему лицом, и Краудер вдруг понял: он стоит так, что из-за поврежденного зрения юноша мог не заметить его. А если бы он знал, что дама не одна, задумался анатом, стал бы он разговаривать с ней в подобном тоне? Несмотря на пристрастие к выпивке, молодой человек по-прежнему выглядел сильным и крепким. Вероятно, много ездил верхом, впрочем, юношеская фигура уже начала обрастать жиром. Краудер вообразил, как бы выглядело его мускулистое предплечье без кожи. Откашлявшись, мужчина решил проявить порядочность — теперь он хотя бы выглядел несколько смущенным.
— Вы ведь наш философ-натуралист, господин Краудер, верно?
— Совершенно верно.
— Я Хью Торнли. — Поклонившись, молодой человек покачал головой. Казалось, он слегка остыл. — Прошу прощения, госпожа Уэстерман. Я разговаривал очень грубо. Спасибо, что прислали записку. Надеюсь, вы были не слишком потрясены, обнаружив этого несчастного. — Он снова умолк, а затем откашлялся. — Полагаю, ваши домашние здоровы.
Теперь Хью почти полюбился Краудеру. Дурной нрав уравновешивался очарованием и ласковой почтительностью по отношению к госпоже Уэстерман. Создавалось впечатление, что, покачав головой, молодой человек стряхнул с лица некую маску, которая скрывала его лучшие качества. Он оказался этаким медведем в кафтане. Зверем — но прирученным. Краудер вспомнил своего брата.
Однако госпожа Уэстерман до сих пор гневалась. Ее голос звучал холодно, и, отвечая, она смотрела скорее сквозь молодого человека, чем на него.
— Мы все здоровы, господин Торнли. Вот мертвец. — Кончиком стека она снова убрала плащ с лица покойника.
Торнли резко втянул воздух.
— Я подумал: возможно, это странник. Вы сказали, он убит… — Хью шагнул к телу. — На нем что-нибудь обнаружили? — Положив кольцо в протянутую руку мужчины, Харриет отдернула пальцы и снова надела перчатку. Когда перстень упал в его ладонь, отразив солнечный свет, Хью слегка вздрогнул и бросил быстрый взгляд на госпожу Уэстерман и Краудера. — И больше ничего?
