Более того, в нижнем течении Аракса поставили изгородь, чтобы ни одна живая душа не могла тут прошмыгнуть. Вдоль всей границы Ирана стояли войска, чтобы не дать мятежникам уйти за кордон, пересидеть там тревожное время - и снова вернуться оттуда с лихими набегами...
С Гачагом Наби и его удальцами решили покончить разом. А чтобы даже память о нем искоренить, запрещены были песни и стихи, в которых не то чтобы прославлялось, просто упоминалось его имя, а также имя "кавказской орлицы". За нарушение этого предписания грозили вешать без суда и следствия.
Иначе - все начнется сначала. Будут приставы и урядники опять не спать ночей, набивая себе синяки в жестких седлах, будет уездный начальник с тревогой ждать известий, а генерал-губернатор трепетать перед необходимостью снова доносить государю императору о дерзких проделках бунтовщиков...
Подумать только, стыд какой для громадной империи - горстка голытьбы, буянов, голых и босых - носится по всему краю, оставляя за собой кровавый след, а вся отлаженная имперская машина не в силах с ними справиться!
Сегодня в черном гробу лежит офицер, прибывший из Петербурга по высочайшему повелению, а завтра, глядишь, и самого генерал-губернатора придется, не дай бог, одевать в дубовый мундир!
Глядит-глядит народ, да и смекнет - раз десяток людей, положивших руки на рукоятки кинжалов, наводят такой страх на окружающих и геройствуют безнаказанно - то почему бы и другим не приняться за то же самое? И, может уже пришло время жечь помещичьи усадьбы, ломать кованые двери канцелярий, срывать со стен и вышвыривать в окна императорские портреты? И тогда будут разжжены костры из золоченых рам, и будет в веселом огне, обжигающем холст, корчиться и гримасничать священный лик государев... Нет, нет, нет, такого допустить нельзя!
Пора, пора дать понять всем разбойникам, и не только в Зангезуре, по всему Закавказью, и по окрестным селам, и по большим городам - есть твердая власть с железной рукой и несгибаемой волей!
Тем более, что идут депеши из Петербурга непрерывным потоком. От них бросает в дрожь не только генерал-губернатора, но и самого наместника.
"Прекратить... Задушить... Искоренить..."
И все чаще в них встречается слово, от которого холодный пот проступает: "Допустили пугачевщину на Кавказе..." А затем приказ, в форме, не допускающей возражений: "Невзирая на возможные потери. Патронов не жалеть... Подавить смуту любыми путями..."
Вот какие последствия мог иметь тот, на первый взгляд, совсем незначительный случай, когда веселое братство грузинских художников, опорожнивших перед тем не один кувшин доброго старого -кахетинского, придумали написать замечательную картину, изображавшую и прославлявшую орлицу Кавказа! Кто мог знать тогда, что при имени этой орлицы будет содрогаться двуглавый орел...
Нет, было бы преувеличением даже с нашей стороны, хотя мы беззаветно любим и Гачага Наби, и Хаджар-ханум; было бы преувеличением сказать, что именно они пошатнули мощь империи, простершей свои крылья от одного океана до другого. Но время было такое, что грозный корабль уже дал течь! Грозные пушки с палубы еще взирали надменно на все вокруг, готовые превратить цветущие берега в дымящиеся развалины; но в трюме уж капала со всех сторон вода, бежали веселые ручейки по заросшим склизким дубовым шпангоутам. Такое было время!
И не будем изображать дураками или глупцами тех, кто бегал по палубе в поисках спасения, они многое понимали. Потому и намерены были сражаться за свою жизнь и достояние до последнего.
Потому они и слали грозные приказы, чтобы все разбойники были пойманы и обезглавлены.
- Хватит играть в прятки с этим вашим Гачагом Наби! Хватит создавать легенды, которые возносят драных кавказских черных кошек до романтических образов. Нечего лепить орлиные крылья тем, кто должен подобострастно мяукать у заднего крыльца! Все хижины, где могут укрыться смутьяны, - предать огню! Если в землянке их кто приютит - землянку срыть!
Пусть дрожит земля под солдатским сапогом. Господи! Финляндию захватили, Польшу усмирили, вошли в Манчьжурию, разгромили турок на Черном море, потеснили Иран с его давних позиций - а тут, на тебе! От абреков, от нехристей немытых в собственных пределах - и такое унижение, господа!
