Ларс явился принимать на хранение оркское «добро» в сопровождении пятерки серокожих громил, глядевших на молодого владыку с тупым обожанием. Прощание с другом вышло коротким и скомканным, первое в череде прощаний с Кьярой.
-Прощай, – Мясоедов внезапно почувствовал, как ему будет недоставать этого добродушного флегматичного парня, неспешных бесед у костра, философских рассуждений и неожиданных откровений. В одной рок-группе им уже никогда не сыграть. – Может быть, еще когда-нибудь свидимся.
-Все будет хорошо, – ободряюще улыбнулся Ларс, неправильно понявший причины волнения друга. – Не бойся, я тут за твоими вещичками присмотрю. Это ведь ненадолго!
Не имея возможности ничего объяснить, Севка только вымученно улыбнулся в ответ. Если они когда-нибудь и увидятся, то очень и очень нескоро.
Дориана и сопровождавший ее приветливый пожилой гном, успевший за время пребывания в лагере отправить куда-то несколько вестников с таинственными посланиями и даже получить ответные письма, были единственными, кто отправился в поход на верховых спурсах. Остальным предстояло проделать суточный путь до Авалона бегом, вооруженными лишь легкими дубинками – для уличных боев такое оружие сочли самым подходящим.
Марш-бросок до Зеленой Долины остался в Севкиной памяти кошмаром обрывочных воспоминаний. Безумный бег, две короткие передышки на перекус, суматошное мелькание картинок и пейзажей. Бегущие орки обгоняли даже спурсов.
Дориана и ее спутник как-то незаметно отстали. На первом же привале гном с улыбкой объяснил оркскому вожаку, что порядочной девушке не место на войне, и он, Гисп, постарается ее доставить прямо к отцу, который как раз ведет армию в Зеленую долину. А встретится она с женихом уже в безопасности, в Авалоне.
Севка, собиравшийся поговорить с невестой начистоту, не слишком огорчился, отложив разговор до «после войны». В суматохе ему не удалось пообщаться даже с Гуррххом и Влаком, чтобы предупредить о своем скором уходе к «Великому отцу».
Под утро на подходе к Зеленой долине, Мясоедов объявил короткий привал – на сон. С первыми лучами солнца орки приблизились к городу с северо-востока. Почти сразу же стало ясно – поход в Авалон был ошибкой. Под ударами объединенных армий Лонгов и огромного войска гномов, которое привел Норр, мятежники отступали. Появление орков лишь довершило разгром.
Клеманс и Рассель бежали, бросив обреченных соратников, и к вечеру того же дня, когда в Авалон пришли светлолесские дружины во главе с Любомиром и Гвалхом, руянцам осталось только принять участие в празднестве и суде над побежденными. И не только над ними.
Вернувшись в Долину суда на ночевку, усталые орки оказались чуть ли не пленниками – долину окружало огромное гномское войско, настроенное далеко не дружелюбно. Утихомирив разъяренных вояк и пообещав, что к утру недоразумение выяснится, Мясоедов отправил всех спать, даже не выставив часовых. Измученные суточным переходом и днем выматывающих уличных боев, спали орки спокойно. Ночью никто их не потревожил.
Утром за Севкой явилась четверка суровых гномов с боевыми топорами – чтобы препроводить на Совет. За ним, как обычно, увязался младший брат. Полуорк не возражал: если все пойдет как должно, орчонку придется занять его место уже сегодня. Они поспешно вскарабкались на насыпь.
Увидев судей в белом, Севка криво усмехнулся. По иронии судьбы, его последний день на Кьяре начинался так же, как и первый – с суда.
Только вот публики в этот раз было больше, а председательствовал суровый Норр. Бесследно исчезнувшего Авреля так и не удалось отыскать. Площадку суда окружала разномастная толпа. Многие были вооружены.
В центре, в разных углах площадки располагались три скамьи «подсудимых». Одну из них занимал темноволосый высокий эльф – единственный вожак мятежников, не бросивший своих на произвол судьбы. Волосы, заплетенные во множество косичек, черный кожаный костюм и небрежно повязанный на шее пестрый платок делали Истиэля похожим на морского пирата. Лицо его было совершенно бесстрастным.
На второй скамье, к удивлению Севки, сидел Мэн, тоже выглядевший не слишком счастливым.
