* * *
Материалы Интерпола обычно имели низшую степень секретности. К своему удивлению Фаддер установил, что досье Ортиса вообще не относилось к числу закрытых дел. Вероятно, причина была в том, что именно содержали эти бумаги - или, вернее, не содержали. По масштабам их управления это было довольно скудное досье.
Личное дело Арнольда Бойда походило по сравнению с ним на роман Толстого "Война и мир".
Если Бойд сумел извлечь из этих листов какую-то пользу для себя, подумал Джонни, энергично захлопнув синюю папку с бумагами, - то он действительно гений. А если решит действовать на их основании, то будет здорово рисковать. Но активизироваться придется - ничего другого не остается.
Хотя Джонни недавно сам напророчил, что им придется рисковать - но тут риск больше, чем он думал. Это дело нравилось ему все меньше и меньше.
Взяв полевой бинокль со спинки стула, он снова подошел к окну.
Это было старомодное окно со старомодным железным балконом перед ним. Но и весь "Бельмонт" был таким же старомодным, чтобы не сказать покрытым пылью времен зданием. Арни Бойд мог сколько угодно острить по этому поводу. Он, Фаддер, разумеется, имел свои причины остановиться здесь, но не стремился предавать их огласке. Дело в том, что "Бельмонт" располагался прямо напротив "Циркуло де ла Амистад", мужского клуба, такого же старомодного и древнего, как и "Бельмонт". Несмотря на это, ведущие бизнесмены Барселоны считали делом чести быть принятыми в его члены. Ортис состоял в нем с апреля. В данный момент он сидел у углового окна, пил черный кофе и, по-старому каталонскому обычаю, "смотрел на людей и показывал себя".
Одновременно он беседовал с элегантно одетым мужчиной с козлиной бородкой, частично скрытым от глаз Фаддера тяжелыми шторами.
Чего по вполне понятным причинам не могло передать досье - так это ужасающего безобразия сеньора Ортиса. Он был одним из самых безобразных людей, которых Фаддер когда-либо видел - а это кое-что значило. Некоторые уродливые мужчины именно благодаря неправильным чертам лица даже излучали какое-то обаяние, особо проявлявшееся по контрасту с нежными, хрупкими красивыми женщинами, которых тянуло к таким мужчинам, как мотыльков на огонь.
К Ортису это не относилось. В его лице было примерно столько обаяния, как у игуаны, единственного представителя живого мира, с которым его, пожалуй, можно было сравнить. У него был неподвижный взгляд пресмыкающегося, которое последние пятьсот лет провело на одном и том же камне и в течение ближайшего тысячелетия не собиралось менять место. Лицо было костлявым, как череп мертвеца. На длинном тощем теле оно производило бы весьма внушительное впечатление. Но эта голова была посажена на тело, походившее на слегка деформированный мяч для игры в регби, к которому наугад, без оглядки на элементарные правила анатомии, прилепили руки и ноги.
Очарованный этим зрелищем, Фаддер спрашивал себя, как же Ортис умудряется не потерять штаны. Для брючного ремня необходимо, по меньшей мере, наличие талии, а подтяжки могут носить только люди, у которых есть плечи. Ортис же не имел ни того, ни другого. Вероятно, он справлялся с этим чистым усилием воли. И похоже, это ему удавалось.
Несомненно, в это прекрасное весеннее утро можно было найти более привлекательное занятие, чем наблюдать в полевой бинокль за таким чудовищем. Именно этим Фаддер занимался уже сорок минут, сожалея о потраченном времени. Потому он почувствовал облегчение, когда в дверь постучали.
- Войдите, - крикнул он, быстро сунув бинокль в шкаф для одежды. - Ах, это вы...
- Чудесное утро, - заметил Грандер.
- Которым я мог бы наслаждаться, - проворчал Фаддер, - А что я имею вместо этого? Сижу под домашним арестом!
Грандер, который ещё не успел привыкнуть к юмору Фаддера, растянул губы в осторожной улыбке и устремился к шаткому креслу.
- Я вижу, птичка сидит...э...на жердочке!
- Большое спасибо за подсказку, - сказал Фаддер. - Хорошо, когда знаешь, как он выглядит - даже если это почти невыносимое зрелище, особенно на пустой желудок. У меня есть досье, можете посмотреть, если хотите. Правда, много вы в нем не найдете.
