Орхидеи еще не зацвели - страница 26

Шрифт
Интервал

стр.

— А у жен бывают поклонники? — недоверчиво переспросил я.

— У этой, видимо, нашелся, — находчиво ответил Ланс.

— И он боится бороды? — удивился я.

— Наверно, очень молодой. Я тоже в детстве бород боялся. Я собственно, и сейчас бреюсь два раза в день, мало ли. А чужих жен я в детстве не боялся, они мне даже нравились. Например, мама. Она ведь была женой папы. И тем не менее…

— Что «тем не менее»?

— Тем не менее, я был младшим сыном, так что эдиповым комплексом не страдал. Ведь никакого смысла страдать эдиповым комплексом, если титул не наследуешь. А кстати, сэр Чарльз Баскервиль кому денежки-то оставил?

Но тут у меня хватило ума закруглиться. Я распрощался с Лансом, оставив этот вопрос без ответа. Но положив трубку, я обратил его, то есть вопрос, к Генри.

— А что, Генри, — спросил я, — оставил дядя завещание?

— Дело темное… — сказал Генри. — Все равно узнаешь. Только ты, старик, не трепись.

— Не буду, — пообещал я.

— Он по всем правилам составил завещание и назначил душеприказчиком некого Мортимера. Наверняка какого-то старого маразматика, трясущегося сутягу со скрюченными подагрической фигой пальцами, который во сне кладет голову на свод законов Британии.

— Тсс — прервал его я, зверски, словно пристяжная лошадь, покосившись на спящего Грегори.

— Он??? — одними губами проартикулировал Генри.

— Угу!!! — беззвучно кивнул я.

Генри сокрушенно покачал головой, перестал швырять монпансье в Снуппи и отметил про себя: «Не кладет».

— А что, содержание завещания неизвестно?

— Нет. Дядюшка пожелал, чтобы текст его огласили через две недели после похорон.

— Значит, он не просил себя кремировать?

— Не просил. Почему «значит»?

— Потому что если труп кремирован, нет смысла ждать две недели.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Но кажется мне, эти девонширцы и так не будут ждать две недели. В первую ж ночь залезут да посмотрят.

— А оно в гробу?

— Что «оно»?

— Не знаю. Оно. Которое в завещании.

— Поместье?

— А в завещании поместье?

— Как минимум.

— Поместье в гробу не поместится.

— Там даже не поместятся и бабки, которые к нему прилагаются.

— Ого, как все запущенно…

В это время вошел и прошествовал Шимс. На подносе он нес бумажку с написанными на ней циферками.

— Что это, шифр, Шимс?

— Отнюдь, это номер машины-с.

— А как тот, в машине?

— Жив-с.

— Вы его покормили?

— Да-с.

— Что он вам сказал?

— Благодарил-с.

— Класс. Я бы, может, тоже не прочь так сидеть себе и смотреть на чужие окна, как в ресторане.

— Не очень-то рассидишься, когда так тесно и все в тумане-с.

— Нет, Шимс, ну серьезно, что он рассказывал? — вступил в диалог Генри.

— О, — со сдержанным чувством ответил Шимс, — если в мои обязанности входило принимать исповедь, мне, наверное, следовало быть священником-с.

И испарился.

— Опа, исчез… Он, вообще, на чьей стороне, этот Шимс? — мрачно спросил Генри. — Он с ним или с нами?

— Насколько я знаю Шимса, — предположил я. — Тот, который в машине, живет в Челси.

— Это логично, — признал Генри. — Если он художник, то он может, как я слышал, жить в Челси. Но почему Шимс…

— При виде джентльмена из Челси мой камердинер впадает в прострацию и утрачивает выучку. В нем просыпаются темные инстинкты.

— В просра…

— В прострацию. Он не понимает богемной одежды, не приемлет ее, считает излишней и не идущей к делу. У него иногда даже непроизвольно поднимается бровь. Левая. Он левой половиной лица хуже владеет, и поэтому возникает подъем брови.

— Эрекция брови.

— Скажем так, инсталляция брови.

— Это тебя в Кембридже этой пошлости выучили?

— Да нет, мальчишки во дворе.

— Ага. Послушай, он там все еще сидит с этой бородой. А давай его поймаем!

— Давай!

— У тебя что-нибудь есть с собой?

— У меня трость.

— Это хорошо, это веский довод. А у меня кольт. Если надо кого демократизировать…

— Шимс! — закричал я. — Пальто, шляпу!.. Шимс, только, дружочек…МОЮ шляпу.

— Болотного цвета, с фазаньим пером-с, — бодро констатировал Шимс, внося одежду. Он не был похож на оскорбленное чучело лягушки, не изображал девственницу, нашедшую в салате неприлично извивающуюся мужскую часть червяка (червяки, как всем известно, в разных частях своего тела принадлежат к разному полу и поэтому всегда чуть-чуть мужчины). Он не вел себя, как Шимс, подающий мне тирольскую шляпу для выхода на улицу (а мы живем, повторяю, на Беркли-Меншнз, куда забредают люди). От его равнодушия мне стало неприятно, я подумал, что зря потратил свои деньги.


стр.

Похожие книги