Ярослав Всеволодович уезжал в Переславль. Большая часть войск уходила вместе с ним зимовать по домам. В Новгороде Великом князь оставлял сводный полк, собранный из молодых или несемейных кметей и милостников. Нельзя было оставить псковские и новгородские рубежи без княжеской зашиты. Князь обещал быстро собрать и выслать деньги на выкуп полона, сам же собирался возвратиться весной на Пасху.
Александр остался вновь один. Один из всего Большого Гнезда на княжеском столе Новгорода Великого. Часто тосковал он по матушке, батюшке, по младшим братьям. Он вновь стал много читать. Как-то под руку попались ему книги Святого Писания, которые чаще всего читал покойный Феодор. Александр открывал на заложенных братом местах, читал и не мог оторваться. С удивлением прочел он «Книгу Притчей Соломоновых» и «Екклесиаста». Но более восхитила его «Книга Песни Песней Соломона». Теперь как никогда Александр вдруг понял старшего брата и постиг всю глубину его душевной трагедии. Все чаще с тоской вспоминал он покойного и тогда ехал к его гробу в Юрьев монастырь. Там часами пребывал он в молитве и в раздумье. Нравилась ему эта обитель, и ее окрестности с открытым видом на широкий Волхов, и на бескрайние, синеющие вдали воды Ильмень озера. Любуясь с монастырского холма безбрежными озерными далями, он вспоминал рассказы Бориса Творимирича, восстанавливал в памяти их с Феодором еще детские споры и мечты о дивном Цареграде, прекрасных и далеких греческих городах, что стояли на берегах теплых лазурных морей. Глубоко вдыхая запахи, доносимые ветром с озерных просторов, Александр с печалью и упоением смотрел на золотисто-багряные краски окрестных лесов, сияющих под не согревавшими уже лучами сентябрьского солнца, и думал или скорее чувствовал, что все, о чем рассказывал им Борис Творимирич, захватит его, определит и его жизнь.
Затем мысли молодого человека возвращались к более близким ему, душевным предметам. С болью и сладостью вспоминал он свою последнюю, тайную встречу здесь на окраине слободки со своей остудой. Вспоминал как сон, порой веря, а порой и не веря себе. Только улыбки Ратмира, при разговоре и расспросах о Елене убеждали князя в том, что все это был не сон. С Еленой виделись они теперь не часто — раз или два в месяц на литургиях в соборе. И хотя военная тревога, казалось, отступила и все вернулось на круги своя, Елена со своими сестрами и матушкой редко посещала Святую Софию. Но зато благодаря Ратмиру между Александром и Еленой началась переписка, и Елена предупреждала Александра, в какой день пойдет в храм. Этих дней молодой князь ждал с особым трепетом и все дела свои делал заранее или откладывал. Так продолжалось довольно долго.
Новгородцы были довольны молодым и умным князем. Он быстро и успешно решал сложные судебные тяжбы, часто ездил к владыке Спиридону и советовался с ним о новгородских делах. А это еще более возвышало его в глазах людей. Правда, приходилось порой поступать в ущерб своей и батюшкиной власти, но Александр понимал, что при крайнем стечении обстоятельств он все равно возьмет свое. Чтобы не забыть ратного учения и развеять душевную тоску, он чаще устраивал с Ратмиром, друзьями-новгородцами и близкими ему переславскими. гридями ратные игры. В конном строю, в доспехах, они бились копьями без наконечников, секлись мечами и саблями, пускали стрелы на скаку, а старый дядька Феодор Данилович, оставшийся с Александром в Новгороде, следил за ними и поучал их. Эти игры устраивались недалеко от Городища, за мостом, на другом берегу Волховца. Слух об этом прошел в городе. Постепенно к месту игрищ стала стекаться, смотреть, а потом и участвовать в них новгородская молодь. Уже к зиме около трехсот молодых новгородцев принимали участие в ратном учении с князем. Тогда Александр понял, что новгородский конный полк заметно вырастет числом.
* * *
В этих заботах пробежали осень и зима. Князь Ярослав Всеволодович прислал выкупные деньги из Переславля. Пришел новый 6742 год от Сотворения мира (1234 г. по P. X.). В начале Великого говения псковичи заплатили выкуп за полонянников и освободили Кириллу Синкинича с тесовскими людьми. Затем весна прочно вошла в свои права. Уже в конце марта новгородский тысяцкий дал знать, что немецкие торговые люди закрывают свои лавки и оставляют Новгород Великий. Все это встревожило князя. По городу поползли недобрые слухи. Пост подходил к концу, близился праздник Входа Господня в Иерусалим и до Пасхи, которую готовились встречать 23 апреля, оставалось десять дней. Александр ждал батюшку из Переславля. Вот тогда и пришла тревожная весть из Пскова, что в Медвежьей Голове (Оденпе) и Юрьеве (Дерпте) собираются большие немецкие рати, готовые выступить в поход на Русь. Немедля князь Александр послал гонца с известием к Ярославу Всеволодовичу. Сам же объявил о сборе новгородского полка. Медлить было нельзя. Новгород загудел как растревоженный улей. Городские кузницы работали день и ночь. Ковали секиры, наконечники копий, стрел, подковы, кольчуги, делали шеломы. Почти так же работали мастеровые, производившие луки, стрелы и самострелы, щиты и копья. Заказов было хоть отбавляй. Александр собрал сводный полк низовских воев и устроил смотр близ Городища на месте ратных игр. Под княжеское знамя встало около девятисот комонных. Но для того, чтобы отбить серьезное нападение у рубежей Новгородской земли, этого явно было недостаточно. По словам дядьки Феодора Даниловича, для хорошей схватки новгородцы должны были выставить не менее полутора тысяч верховых воев. Поэтому, несмотря на преклонные лета, он сел в седло и целые дни проводил вместе с князем или новгородским тысяцким. Объезжал по велению Александра новгородские концы, встречался с кончанскими и уличанскими старостами, отправлял посылов в ближние и дальние пригороды, встречал их, выругивал, если что-то не ладилось. Затем отправлял снова. В Чистый Четверг на правом берегу Волховца под новгородские хоругви наконец собрался новгородский полк. Новгородцы выставили две тысячи воев, правда, половина их была пешей. Но это уже утешало. Князь Александр велел собирать по городу и готовить возы, телеги, собирать, скупать и свозить из окрестных сел и весей хлеб и припас для похода. В этой тревоге и сборах пришла Пасха.
