Это сообщение Виталика зацепило. Хотя он и не собирался оставаться в организации, и ноябрьское выступление Маркина по телевизору видел, но такого удара в спину от своего бывшего командира всё-таки не ожидал.
Голосования по этому вопросу не было. О своём решении Маркин сообщил на собрании, подав его как информацию, и не более того, сославшись на интересы безопасности организации.
Открыто возмутиться и выступить против посмели лишь трое — Серёгин, Кузнецов и Измайлова.
Они и стали следующими кандидатами на изгнание.
С началом наступившего года, писал Димка, беспокойно кусая шариковую ручку в апрельской ночи, оранжевый крен Маркина заметно усилился.
Чем теснее лидер организации сближался с либералами, тем сильнее росла его неприязнь к «великолепной тройке» — Диме, Андрею и Любе. Сами они, впрочем, считали себя четвёркой, в отличие от Сергея, не вычёркивая Виталика из жизни и текущей политики.
Конфликт назревал исподволь и не мог не вылиться в открытую фазу.
Повод к ней был дан в самом конце февраля, когда по телевизору выступил бывший премьер-министр Касьянов и заявил о своём желании баллотироваться в президенты России. Несмотря на то, что президентские выборы ожидались в марте две тысячи восьмого, то есть ещё через целых два года, Маркин дал интервью журналистам, в котором от имени всей организации выразил безусловную поддержку новоиспечённому кандидату. Интервью пошло в эфир и попало в новости — Виталик стал припоминать, видел ли он это по телевизору, но не мог вспомнить точно — хотя с соратниками этот вопрос Сергей не обсуждал и лишь мелком упомянул о нём на следующем собрании, и то лишь как о собственной крупной удаче — о том, как ему удалось вновь появиться на центральных телеканалах.
На этот раз возмутилась Люба Измайлова. Чаша её терпения переполнилась, и она выплеснула наружу всё, что думала о событиях последнего времени, не забыв сказать во всеуслышание и о том, как подло, по её мнению, поступил лидер организации с Виталиком Нецветовым.
Собрание перерастало в крупный скандал. Маркин кричал с председательского места, что лишает Любу слова, а она отвечала, что не признаёт ни за кем на свете права лишить её возможности высказать своё мнение.
К удивлению «великолепной тройки», в зале раздались голоса в их поддержку. Казалось, вот-вот зашатается кресло под несменяемым Маркиным, и удастся развернуть корабль их организации на верный курс… Однако на этот раз Сергею, опытному интригану и демагогу, удалось одержать верх над неподготовленным порывом рядовых членов, под увещевания о единстве рядов и необходимости сплотиться в борьбе с диктаторским режимом ему удалось перехватить инициативу в нараставшей перепалке, и больше он её не выпустил из рук.
Их исключили с перевесом в один голос из двадцати девяти присутствовавших.
Разом швырнув членские билеты под ноги Маркина, трое похватали в охапку куртки и с гордо поднятой головой покинули помещение родного штаба, ставшего чужим.
Они шли к метро по тающему снегу, проигравшие этот бой, но впервые не промолчавшие и выступившие против Маркина.
Ты только не думай, продолжал Димка, что мы разбежались по углам. Теперь, именно теперь, когда мы увидели, кто он такой, никто и ничто не заставит нас уйти из политики.
Пока они собирались на квартире Измайловых, присоединившись к их «салону», а с дальнейшими стратегическими действиями ещё не определились.
Письмо занимало почти восемь тетрадных листов довольно мелким почерком и заканчивалось пожеланиями Виталику удачи и скорейшего возвращения к друзьям. Уже на полях Димка добавлял, что действительно верит в то, что всё закончится благополучно, и друг освободится быстрее, чем все могли бы предположить.
Виталик отложил листы в сторону и крепко задумался.
Ему давно казалось, что на воле что-то не так, но теперь всё встало на свои места.
Где-то в глубине души рождалось глухое и тёмное чувство ненависти к Сергею Маркину.
…Сам Виталик не надеялся на счастливый исход своего дела. Тянулось оно медленно, почти не двигалось с места, денег у него не было, а адвокат по назначению выполнял чисто формальную функцию.
