Это был точно он — Виталик не мог ни с кем спутать любимого с юности певца.
Откуда-то лилась знакомая мелодия, и, разлепив ресницы одного глаза, Виталик подумал, что это уж точно должна быть реальность.
Он лежал под белоснежным одеялом и, не размыкая век, протянул руки в стороны, напряг пальцы, но не нащупал знакомого оружейного металла.
— Пить… — прошептал Виталик по-русски, с трудом шевеля иссушенными губами и с усилием поднимая тяжёлые веки.
Глаза наконец раскрылись, и он увидел, что лежит в комнате на кровати. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем он понял, что находится в помещении не один.
Спиной к Виталику, возле распахнутой двери, через которую из коридора доносился приглушённый звук телевизора, стояла стройная девушка в светлом платке и такого же цвета юбке до пят.
Обернувшись на голос Виталика, как ему казалось, средней громкости, но на самом деле чуть слышный, она подошла и, присев на корточки, поднесла к его губам бутыль с водой, как будто понимая русский язык.
Он сделал несколько жадных глотков. Вода была холодная, удивительно вкусная, почти сладкая, похожая на родниковую, какую приходилось пить когда-то под Москвой из леденящих зубы ключей.
Девушка начала что-то быстро лопотать, но он ничего не понял, и она сообразила, стала говорить медленнее.
— Не бойся, ты у своих. По телевизору сказали, что в твоей стране сегодня большой праздник, — улыбаясь, сказала она Виталику.
Он попытался пошевелить ослабевшими конечностями.
— Какое… сегодня число?
— Девятое мая, — ответила она, хлопая густыми чёрными ресницами.
— Как тебя зовут?
— Фатима. А тебя Виталик, я знаю.
— Какой это город?
— Таверга.
Глава тридцать первая. Радость обречённых
«Женя, привет! Не поверишь, как вы улетели, на следующий день, я ещё даже не успела уехать к себе, пришли в твою квартиру из Уголовного розыска.
Они были злые, задавали множество глупых вопросов, переписали мои паспортные данные. Искали твоего товарища.
Я сказала, что он уехал за границу и не знаю, куда именно. Они допытывались, в Россию или нет.
Так что имейте в виду.
Копию этого письма посылаю Любе Н.
И да сопутствует вам удача.
Привет твоему другу.
С самыми тёплыми пожеланиями, Ольга».
Буквы выстраивались в слова и строчки перед Любиными глазами и снова разбегались в разные стороны по экрану, лишая Виталика возможности возвращения — хотя бы не в Россию, хотя бы на Украину.
Лишая Любу единственной соломинки, выбивая из-под ног последний островок твёрдой земли.
Из сообщений информагентств за 21 апреля 2011 года, четверг.
«Отряды повстанцев из Мисураты 20 апреля предотвратили попытку правительственных войск отрезать местный порт от основной части города, пишет газета The Daily Telegraph».
«На восточном фронте, между удерживаемой повстанцами Адждабией и Брегой, остающейся под контролем лоялистов, активных боевых действий в последние трое суток не велось. Ни о каких существенных успехах какой-либо из сторон оттуда информации не поступало».
Из сообщений информагентств за 26 апреля 2011 года, вторник.
«Режим полковника Муаммара Каддафи так и не смог справиться с важнейшей для себя задачей — захватом города Мисурата, расположенного между Сиртом и Триполи.
Правительственные войска потеряли центр города, после чего им был дан приказ отступить. Повстанцы же отпраздновали победу».
* * *
Солнечный свет проникал в комнату сквозь полупрозрачные занавески.
В углу сидел в кресле большой серый плюшевый заяц и щурил на Виталика озорной пластмассовый глаз.
Облизав трескающиеся от сухости губы, Виталик снова с благодарностью принял пластиковую бутылку из рук Фатимы и с наслаждением сделал несколько глотков живительной влаги.
Её красивые, ясные, миндально-тёмные глаза наблюдали за каждым медленным движением Виталика.
— Мне нужно на фронт, — сказал он наконец. — Я должен быть там.
— Конечно, — согласно кивнула девушка, — будешь. Ты должен полежать всего несколько дней. Ты ещё очень слаб, но это ничего страшного. Самое тяжёлое миновало, ты идёшь на поправку.
Виталик напряг мышцы и услышал, как хрустнули суставы.
Только теперь он сообразил, что не знает, где находится и как оказался в этом доме.
