С точки зрения Кости, гораздо интереснее учителей был немолодой колхозник, привезенный сюда из отдаленного района. В начале двадцатых годов он служил в кавалерийских погранвойсках в Средней Азии и принимал участие в войне с басмачами. Бывший кавалерист охотно делился своими воспоминаниями с товарищами по камере. Его рассказы напоминали Косте рассказы его отца о гражданской войне. Только склонить отца к таким воспоминаниям удавалось не часто — он был вечно занят.
Уже к концу дня для Кости оставался совершенно неразгаданным только его хмурый товарищ по вчерашнему этапу из Внутренней. Перед ним мальчик робел из-за его угрюмости, несклонности к разговорам и этих страшных кровоподтеков и шрамов на худом лице с глубоко запавшими глазами.
Костя и здесь, конечно, не преминул похвастаться своей ловкой выдумкой, которой он так здорово разыграл НКВД и Военный Трибунал. Бывшему пограничнику и молодому учителю она очень понравилась. Улыбался в усы и старый регент. Безразличными к Костиному рассказу остались только ассириец и ксендз. Один его просто не понял, другой вряд ли даже слышал, занятый своими горестными думами.
А вот вчерашний товарищ по этапу не только слышал, но и как-то по-особенному воспринял этот рассказ. Мальчишка заметил это по выражению теплого участия в глазах Трубникова. Стало ясно, что этот хмурый человек по-настоящему злым быть не может. И хотя не без некоторой опаски, Костя решился задать ему вопрос: «А кем вы были на воле, товарищ Трубников?» Обращение по имени и отчеству было, по его понятиям, пока недопустимым ввиду отдаленности знакомства. Страшноватого вида арестант не одернул его и даже не нахмурился. Глаза Трубникова улыбались, когда он ответил любопытствующему: «Профессором физики, товарищ Фролов».
Это было не совсем точно. Алексей Дмитриевич был специалистом по одному из разделов технической физики. Но он приспосабливал свой ответ к уровню Костиного понимания.
Костя открыл рот от неожиданности и восторга. Он давно уже мечтал о грамотном консультанте по вопросам технической фантастики, на которые ни от кого не мог получить толкового ответа. Была забыта даже диктуемая законом вежливости подготовка к более близкому знакомству. Вопросы посыпались сразу. Большей частью они были наивны, выявляли плохое преподавание физики в школе, где учился мальчик, надерганность и незрелость почти всех его представлений. Но в них сквозил пытливый и беспокойный ум.
Можно ли получить температуру ниже абсолютного нуля? Трубников невольно улыбнулся. Вопрос был прямо по его специальности. Когда люди полетят на Луну? Правда ли, что Земля в середине состоит из чистой платины? Можно ли и в самом деле сделаться невидимым, как герой уэльсовского романа?
Объяснения по этому вопросу Костя старался понять по возможности глубже. Разочарованно хмурился и кусал губы — ему очень не хотелось верить в отрицательный ответ.
Приключенческой и фантастической литературой Костя зачитывался давно и нередко во вред школьным занятиям. Но с жанром фантастики в те времена дело обстояло вообще плохо. Жюльверновские произведения устарели, а хороших новых почти не было. Зато немало было издано плохих, способных только засорить мозги подросткам. Пробовал он читать и научно-популярные книжки. Но делал это беспорядочно, редко дочитывал их до конца и многого не понимал. В голове у него образовался порядочный сумбур.
Алексей Дмитриевич с несвойственным ему терпением пытался теперь привести в некоторый порядок хаотические Костины представления. Пояснения приходилось делать с большими отступлениями, приспосабливаясь к пониманию аудитории, которая состояла не из одного только Фролова. Лекции Трубникова слушали еще молодой учитель и бывший кавалерист.
Возможно, что главной причиной симпатии необщительного ученого к мальчику были те качества Костиного характера, которые напоминали Трубникову характер его жены. Та же непосредственность и трогательная доверчивость, которые привели когда-то к быстрому сближению Алексея Дмитриевича с Ириной. Строгий, а нередко и резкий с людьми Трубников терпеливо слушал наивные рассказы подростка. Большое место в этих рассказах занимало описание подвигов его отца. Многие из них были, вероятно, сильно преувеличены восторженным воображением сына. Костя часто занимался неуемным и беспочвенным фантазированием. Изобретал давно уже изобретенные писателями-фантастами экраны, освобождающие предметы от силы земного тяготения, упорно возвращался к излюбленной идее — придать тканям человеческого организма абсолютную прозрачность. Целью всех этих размышлений, тайно поведал он своему другу, является изобретение надежного средства побега из далекого лагеря, в который его скоро зашлют.
