— И какую же цель, по вашему мнению, преследуют те нарушения законности, которые, как вы подозреваете, происходят в вашей области?
Этот вопрос обрадовал Корнева и возбудил в нем предчувствие успеха. Он означал, что Генеральный принял его объяснения и не только не собирается его выгонять, но и ограничивать аудиенцию теми двумя минутами, о которых строго предупреждал секретарь в приемной. Ответ же на заданный вопрос и составлял то самое главное, ради чего Корнев, сознательно идя на большой риск, и прибыл сюда. Уже не заботясь даже об особой краткости изложения, он почти дословно повторил то, что слышал от Степняка в его камере и в чем теперь был уверен сам.
Не подлежит сомнению, что в управлении НКВД их области действует сплоченная и отлично организованная группа контрреволюционеров, маскирующихся под сталинских чекистов. Злоупотребляя доверием Партии и Народа, эти лжечекисты истребляют лучших людей области, обвиняя их в выдуманной контрреволюции. Таким образом они дезорганизуют ее хозяйственную деятельность, административное управление, дискредитируют советскую законность в глазах масс. Руководящие работники целого края, имеющего важное значение в масштабе всего Союза, запуганы или сбиты с толку вредителями из НКВД. Такое утверждение особенно верно по отношению к работникам прокуратуры и судов. Не исключено, что некоторые из них, хотя может быть и невольно, действуют по прямой указке контрреволюционеров из НКВД. Это тем более вероятно, что все, кто мог бы разобраться в политической обстановке в области и распознать скрытую враждебность в действиях местных органов государственной безопасности, предусмотрительно арестованы этими органами и многие, по-видимому, уже физически уничтожены. Те же, кто сменил на их постах опытных и преданных партии руководителей, либо некомпетентны в порученном деле, либо, если и догадываются, что радом происходит что-то неладное, предпочитают делать вид, что ничего не замечают. Нас не трогай — мы не тронем… Имеются, наверно, и такие, которые как бы подкуплены своим неожиданным возвышением, обычно не соответствующим их способностям и служебному опыту. Корнев мог бы последовать их примеру. Но этому мешает его совесть гражданина, члена Партии и советского юриста. Он не может спокойно наблюдать, как совершаются преступления, носящие непрерывный и массовый характер. Они должны быть пресечены вмешательством высшей прокурорской власти. И как можно скорее. Каждый час промедления приносит новые жертвы…
Вышинский слушал сбивчивую речь молодого человека с холодным, но явно возрастающим интересом. Он его не торопил и не перебивал, хотя тот нередко повторялся, и его гневная филиппика продолжалась не две, не три и даже не пять минут. Одной рукой Генеральный прокурор беззвучно постукивал по столу пальцами. Но это было постукивание не нетерпения, а задумчивости и, по-видимому, довольно глубокой, так как он не сразу подытожил речь Корнева, когда тот умолк.
— Значит, вы хотите, чтобы Главная прокуратура начала расследование, и притом немедленно, контрреволюционной, как вы полагаете, деятельности органов безопасности в вашей области. Я вас правильно понял?
— Совершенно правильно, товарищ Вышинский!
— В принципе это было бы возможно, если бы дело шло о частном лице или обычном государственном учреждении. Но органы наркомата Внутренних дел наделены в настоящий момент особыми полномочиями и пользуются, так сказать, почти полной автономией. Даже против отдельных их работников и даже Главная прокуратура Союза может возбудить следственное дело только по согласованию с руководством этих органов или вышестоящими лицами наркомата… — Вышинский говорил холодным, почти брюзгливым тоном. Корнев похолодел. Выходило, что значительная часть его возмущения бездеятельностью областной прокуратуры была не столь уж обоснованной. Так же как и его вера во всесилие Верховного прокурора, который, кажется, ведет свою речь к отказу что-либо предпринять против преступников из НКВД. Надлежало, видимо, обращаться к самому наркому Ежову. Но теперь он уже вряд ли успеет это сделать…
