Не хотел бы Корнев быть сейчас на месте лжечекистов из своей области, банде которых он объявил уже открытую войну. Но борьба с этой бандой предстоит, вероятно, еще нелегкая. По-видимому, входящие в нее главные тюремщики из Центральной, в которой томится Степняк, начнут придумывать всяческие проволочки с назначением арестованному медицинской комиссии. И если Корнев не сумеет настоять уже завтра утром на его врачебном освидетельствовании, то к вечеру того же дня Степняк может оказаться во внутренней тюрьме НКВД, куда доступ для представителя прокуратуры еще невозможней, чем в главную городскую тюрьму. А покуда он этого доступа добивается, арестованного могут перебросить еще в какую-нибудь тюрьму в дальнем углу области. А оттуда еще в какую-нибудь… Не исключено даже, что преступники из НКВД попытаются уничтожить следы своих деяний ликвидацией самого их носителя. Что им стоит симулировать самоубийство заключенного, например? Впрочем, вряд ли они решатся на такую крайность. Во-первых, она будет шита такими же белыми нитками, как и арест доносчика, во-вторых, труп-то нельзя уничтожить! И все же действовать надо будет с наивозможнейшей быстротой и решительностью.
* * *
Вечером в четырехместном закрытом вагонном купе, в котором возвращался домой Корнев, пустовало только одно место. Два других были заняты молодыми инженерами, ехавшими, как и он, до конечной остановки. Инженеры были сотрудниками какого-то московского проектного института, по разработкам которого в городе Корнева производилась реконструкция большого старого завода. Как всегда в подобных случаях, осуществление проекта наталкивалось на множество неувязок и недоразумений, и его авторы не раз выезжали на место для их ликвидации. Не в первый раз ехали на подопечный завод и те два специалиста, которые оказались попутчиками Корнева. Поэтому они довольно хорошо знали не только сам завод, но и город.
Все это в первые же полчаса сидения в купе рассказал ему тот из них, который казался моложе — словоохотливый, по-видимому, весьма добродушный и общительный молодой человек. В противоположность ему его коллега был молчалив и почти угрюм. Общительный, как это часто делают в пути болтливые люди, полюбопытствовал, правда, достаточно деликатно, кто такой их попутчик, москвич ли он, и если нет, то по какому делу ездил в столицу? Корнев ответил, что он адвокат, член коллегии защитников. А был-де в Главной прокуратуре СССР по делам одного своего подзащитного. Это сообщение еще больше оживило Общительного. Представитель такой профессии, как адвокатская, должен много знать о преступлениях и преступниках! Будет очень интересно послушать его рассказы на эту тему. Однако мнимый адвокат не оправдал его надежд. Корнев сказал, что почти не спал всю предыдущую ночь, измотался за день и теперь хочет отоспаться в вагоне, так как завтра ему тоже предстоит очень нелегкий день. Начинать его он должен с самого утра, а поезд прибывает на место очень рано, но пока доберешься домой, ложиться опять будет уже некогда. Все это было чистой правдой.
Общительный сразу же согласился с Корневым, и тот, забравшись на верхнюю полку, где проводница уже постелила постель, постарался поскорее уснуть. Но удалось ему это не сразу. Сказывалось нервное напряжение истекшего дня и неотвязные мысли о тяжелых хлопотах дня завтрашнего. Однако бессонница в молодые годы редко бывает особо упорной.
Проснулся Корнев от осторожного прикосновения. Его будил Общительный:
— Вставайте, товарищ адвокат! Через полчаса прибываем… — Сам он и его неразговорчивый товарищ были уже одеты и, судя по их мокрым волосам, уже побывали в туалете. Отправился туда и Корнев. Когда он вернулся и укладывал в свой чемоданчик мыло и зубную щетку, Общительный протянул ему билет, полученный у проводницы. Любезность услужливого парня этим не ограничилась узнав, что молодой адвокат, фамилию которого он не имеет чести знать, живет в том конце города, где находится реконструируемый завод, благодушный попутчик прямо-таки обрадовался возможности оказать ему уже существенную услугу. С этого завода за его постоянными консультантами должны были прислать машину. Было бы грехом не подвезти и своего соседа по купе. — Как, Вася, ты не возражаешь? — Вася, несмотря на всю свою угрюмость, не возражал.
